Эленна Элро Мирэлиндэ Линдариэнь
Пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Русская
пословица
О срам людской! Согласие царит
Меж бесов
проклятых, меж тем, как человек,
Сознаньем
обладающая тварь,
Чинит раздор с
подобными себе.
……………………………………………………….
Опустошают Землю племена
Безжалостными
войнами, неся
Друг другу
истребленье, будто нет,
Что, собственно,
сплотить бы всех должно,
У них врагов
геенских, день и ночь
Готовящих погибель для людей.
Дж. Мильтон
"Потерянный рай"
Пролог
в Лондоне.
– Так что Вы намерены делать?
– Я всё-таки склоняюсь к тому, чтобы воспользоваться этим случаем.
–
По-моему, это будет слишком рискованно.
–
Но, может быть, это последний шанс.
–
Последний шанс установить личность Нуменорской Владычицы?
–
И, возможно, последний шанс для нас с вами.
–
Что, премьер-министр настроен так решительно?
–
Он настроен затеять переговоры с этими дунаданами.
–
И если мы и через месяц не положим ему на стол адрес Тар-Эленны…
– Напрасно смеётесь! Эти переговоры ему нужны.
И вы не хуже меня понимаете, что это значит.
–
И всё-таки этот русский мне не нравится.
Кто он такой?
–
То, что он рассказал о своём недавнем прошлом, оказалось правдой, не так ли? Вы
сами мне об этом сказали.
– Преступление, срок, побег – да, но то, что
он – бывший дунадан, извините, проверке не подлежит! К тому же, до сих пор
неясно, каким образом он вышел на нашего московского резидента. Я уж молчу о
том, что от такого человека…
– Мистер Доун, если Вам не по душе принимать
услуги от беглого заключенного – найдите мне другой источник информации!
Премьер-министр требует, чтобы мы устроили ему встречу с Тар-Эленной, а мы
никак не можем это сделать – Вы понимаете?!
– И всё-таки, я бы проверил этого русского ещё
раз.
– Хорошо, пусть проверят… Уже известно, на
каких условиях он согласен предоставить информацию?
– Пока что он ставит только одно условие.
– Какое же?
– Он желает говорить с Вами лично.
– Вот как?!
– Да, с Вами лично! И непременно здесь, в
штаб-квартире. Ну, так что, сэр, Вы по-прежнему считаете, что ему стоит доверять?
– Да, последнее выглядит подозрительно… и
всё-таки мы не можем отказаться от этого варианта. Не забывайте, что другого у
нас просто нет.
Пролог
в Москве.
Что есть счастье? Никто не знает ответа. Никто
не даст исчерпывающего определения этому понятию – счастье. И никто не ошибётся, когда оно придёт. Ни с чем нельзя
спутать эту широкую волну, которой тесно станет на Земле – и она выплеснется в
такие глубины мироздания, куда не проникал разум ни одного учёного, ни одного
философа – ибо нельзя создать научной теории, взлетев на этой волне, нельзя
расчленить в анализе то, что целостно изначально в своей безумной красоте.
Счастье нельзя исследовать, у него нет
определения.
У счастья есть ИМЯ.
Оно сливается с голосом звёзд, оно объемлет
собой Глубокие Небеса, и только Имя Божие выше его – но и Оно отражается в этом
имени, как в зеркале.
…Это
ИМЯ знает влюблённый…
– С нами Бог…[1]
Елена кинулась на кровать, прижимая к груди
листок почтовой бумаги.
– С нами Бог, – заворожённо повторила она.
Свет отключился раньше, чем она успела дочитать письмо – но сейчас это не
смущало её: даже не обязательно дочитывать – она и так уже знает, что всё
хорошо. Да и как может быть иначе? С тех пор, как в избушке среди Пинежских
лесов он вырвал её из лап демонов (в том, что это была заслуга Мануйло, Елена
не сомневалась), всё в мире просто обязано было идти хорошо (её не могли разубедить
дела, которых не стало меньше). Ничего, что нет света – во временных
экспедициях она приучилась работать и при свечах, и даже при свете луны.
Сейчас… вот только обретёт способность связно и осмысленно изъясняться… сейчас
пойдёт к комендантше, попросит свечку и напишет ответ… напишет о том, что и у
неё всё хорошо. Сегодня ректор подписал её заявление – ей позволено будет сдать
гос. экзамены досрочно – и тогда…
Пророчество сестры Марии Тар-Сильмариэнь…
Третий Великий Удар…
Ах, нет, только не сейчас! Подумаем об этом
как-нибудь потом – ведь сейчас так хорошо!
"Как теперь гляжу на зелёный сад,
Где с милым дружком мы резвилися…"1
В другое время Елена, пожалуй, наведалась бы в
расположенную рядом комнату сказать соседке-вокалистке, что, во-первых, нечего
насиловать голос накануне зачёта, во-вторых, в 23.00 люди уже спать хотят – а
звукоизоляция в общежитии оставляет желать лучшего – но сейчас эта светлая мелодия
показалась Елене голосом её собственного счастья.
… Нет, не было ни у неё, ни у Мануйло такого
идиллического прошлого, как у Марфы Собакиной и Ивана Лыкова.[2]
Обоим привелось и железные башмаки истоптать, и медные короваи изглодать,
покуда не вышли к заветному перекрёстку. Неведомо, кто больше вынес – Владычица
Возрождённого Нуменора, дважды лицом к лицу сражавшаяся с Адом и бессчётно – с
земными его прислужниками, или оборотень, которому люди не могли простить то,
что он – не такой, как они… И если теперь, когда и для них "златые венцы
скованы", счастье застит глаза – можно ли за это винить!
…Как хотелось сейчас быть такой же наивной и
беззащитной, как эта девочка из оперы…
"И жилося нам в зеленом саду,
И дышалось в нём нам привольно, привольно так".
А всё-таки хорошо Катька поёт! Как светло и
свободно льётся мелодия… Как не хочется думать, что через какие-то несколько
страниц партитуры в эти светлые аккорды вторгнется тема "Славы",
омрачённая адским вихрем скрипичных пассажей, а в жизнь героини – грозный царь,
которого композитор в этой опере даже оставил безликим – как безлико само Разрушение…