Глава 19 

              

 

 

 

 

И Жизнь сказала: "Мой этот мир!"

Из немецкой баллады "Спор между жизнью и смертью"

ондонской Тризной называли потом это застолье и последовавший за ним Совет, ибо с поминовения началось оно. Брат Пятрас читал католическую поминальную молитву – и никого не смущало, что один из ушедших был православным, а другой – приверженцем англиканской церкви. Потом пили, передавая друг другу чашу – в молчании. За этим столом собрались все, кого коснулся Третий Великий Удар – кроме Александра и Джеймса (они не могли подняться) да брата Юрия, связанного обязанностями целителя. Их было немного – задетых Великим Ударом – и никто никогда не возблагодарит их за это – но они не устанут благодарить Творца. Ни один учебник истории не упомянет о 14 августа 2000 года, ибо эта история пишется на другом языке – не на том, которым описывают грязные игры политиков. Не делить мир – как разбойники делят добычу – предстояло им, а решить, как жить дальше в изменившемся в очередной раз мире.

Тар-Эленна начала Совет:

– Итак, нас здесь трое: Орден Святого Грааля, Возрождённый Нуменор и Англия. Пендрагон представляет Логрис, а Энтони-ярл и воевода… надеюсь, не ту Британию, о которой говорил Логрский Проповедник![1] Сражение позади, и прежде, чем мы расстанемся до новых битв, надо завершить все дела этих дней. Прежде всего, нам надлежит отдать последний долг ушедшим и позаботиться о живых…

– О каком долге Вы говорите, мисс Тар-Эленна?

– Я говорю, что нам придётся кА-то объяснить смерть брата Максима и Гарри Доуна.

– Точнее сказать – бесследное исчезновение, – вставил Пётр.

– Максим из части из воинской рванул, – сокрушённо проговорил Василий, – Теперь, значит, за дезертира числиться будет?

– Он заслужил совсем другое! – со страстью воскликнула Маргарита.

– Воистину, этот юный воин достоин славы, – согласился Титурель.

– А вот об этом надо спросить здешних вождей,– возразил брат Михаил. – Уж если эта страна стала мишенью Великого Удара, никто, кроме её правителей, не вправе решать, следует ли миру людей знать об Адской диверсии.

– Ну что ж, правители Англии, скажите своё слово!

– Моим подданным и так всё известно, – ответил Пендрагон. – Пусть решает Энтони.

– Пусть всё остаётся, как есть, – отрезал премьер. – Вряд ли мировое сообщество сможет переварить всё, что здесь произошло, зато проблем бует больше, чем достаточно.

– Измельчали вожди, – с изрядной долей презрения произнесла Наследница.

– Простите – не понял!

– Говорю – хорош был бы Хродгар, если бы засекретил события в Хеороте.

– Подвиги Беовульфа воспели скопы, – сказал брат Пётр, – А эти события растерзают и сожрут журналисты. Уж лучше – “top secret”.[2]

– Да, – согласился Михаил. – Это по крайней мере не больно.

– Значит, будет засекречено, – подытожила Владычица. – Как только вернёмся в Россию, прикажу московским братьям уладить вопрос о Максиме. Боюсь, без Силы тут не обойтись. А его матери я сама всё скажу.

– Что Вы ей скажете?

– Правду. Она имеет право знать.

– Но…

– Имеет! – мягко, но решительно отрезала Тар-Эленна. – Что же до Гарри Доуна…

– Это я беру на себя, – перебил Майлз Мессерви.

– Он сделает это, я вам обещаю, – подтвердил Энтони.

– Я не сомневаюсь, что никто не сделает это лучше тебя, воевода, – заверила Владычица. – Уж ты-то своего человека посмертно обесчестить не дашь.

– Только не объявляй самоубийцей, – предостерёг брат Пятрас. – Не лишай его помощи Святой Церкви: она ему сейчас как никогда нужна. Помни, что он в плену у очень, очень жестокого врага.

Майлз конкретизировать не стал, предпочитая переменить тему:

– А что там с живыми?

– Об этом мы хотели бы спросить тебя, – ответил Пендрагон.

– О чём именно?

– О твоём человеке по имени Джеймс. Он был верен тебе и госпоже Елизавете… слишком верен, чтобы слепо следовать инструкциям. А ты мог – и должен был не давать хода делу.

– Не исключено, что Джеймс-англичанин искал смерти в бою, –вставил Пётр.

–Но вот – битва закончена, –продолжал Пендрагон. – Он жив, а дело запущено. Скажи, можно ли ещё что-то сделать?

– Пожалуй, ещё можно. Я постараюсь…

Обвинение будет снято, – заверил Энтони. – Самое большее – через месяц.

– Спасибо, Энтони, – улыбнулась Владычица. – Если б каждая страна имела такого правителя…

– Что это он обещаниями разбросался? – шепнула Маргарита мужу.

– Должно быть, предвыборная лихорадка начинается.

– Так у них же выборы ещё не скоро.

– Значит, будут досрочные.

– А мы причём?

– Вместо тренажёра.

– Мисс Тар-Эленна, о чём это шепчутся ваши люди?

– Да вот, говорим, что все вожди мира одинаковы … – начал было Николка, но жена поспешила его перебить:

– И наша Владычица тоже: беседовала о чём-то там с Сауроном за закрытыми дверями – а нам не рассказывает!

– Верно!

– Почему молчишь?

– Давай выкладывай!

– Я желаю знать, за что бился!

Владычица сделала всем знак замолчать:

– Конечно, брат Дмитрий, ты имеешь право… и ы все – тоже.

Тар-Эленна встала. В течение всего Совета она говорила сидя, но сейчас встала. И она – перед которой, бывало, склонялись сильные мира сего, спускавшаяся в Ад, Владычица, чьё верховство в этом деле признали и Повелитель Логриса, и Король Грааля, и даже премьер-министр Великобритании – она стояла перед соратниками, как… на экзамене? На исповеди? Перед судом? Она говорила по-русски, сестра Ксения переводила её речь для англичан. Елена не обращала внимания на перевод, но успевать за ней было нетрудно: невозможно говорить быстро, когда каждое слово рождается из крови сердца!

– Да, вы все имеете право знать – вы, как никто другой! Как ушли вы тогда… Словом, он сам решил выступить в роли обвинителя… Нет, не просите меня повторять всё то, что мне пришлось выслушать о вас! О брате Александре… и о тебе, Энтони, – она н миг остановила взгляд на нём, тень прошла по её лицу, но тут же исчезла – растворилась так же легко, как возникла,– И обо всех вас. И самое страшное в том, что всё это было правдой… я знала это слишком хорошо… Говорят, мёртвые слепы в мире живых. Так вот, братья мои, это не так. Все вы свидетели, как ныне эти самые мёртвые, которые натерпелись от нас, пока были живы, которых мы угробили собственными руками – да, угробили, и вы это знаете! – вы все свидетели, как они явились, чтобы спасти нас. Они сделали это – не могли не сделать! – потому, что им ведома наша красота. Это не они – это мы слепы в нашем собственном мире! Мы только на похоронах умеем говорить «Вот, он был прекрасен» – сказать так о живом человеке выше наших сил! И я тоже была слепа – там, в этой комнате. Силы Небесные, как покорно я выслушивала всё, что он говорил! И как легко соглашалась в сердце своём… не знаю, читал ли он это – но если он знал, что у меня в сердце, он мог бы уже торжествовать победу. Должно быть, он понял это – понял, что меня, а через меня и всех нас можно брать голыми руками – и заявил, что готов подтвердить свои слова оружием. Я должна была согласиться на поединок, но я молчала – молчала потому, что знала: битва уже проиграна. А он ждал моего ответа. Он склонился надо мной – и я увидела его лирцо совсем близко. Это было невыносимо! Когда я встречалась с ним прежде в Нью-Йорке и … и там – он и то не был так страшен, как тогда – в людском обличье. Чтобы по крайней мере не лишиться рассудка, я попыталась представить, как выглядело это лицо, когда в теле жила человеческая душа. Мне тогда стало ясно, почему на лицо его так тяжко смотреть. Видеть убийцу, насильника, вандала – это страшно, но видеть осквернённый храм – это … это больно! Я чуть не закричала: «Проклятый! Не смей глумиться над образом Божьим!» И тогда … тогда всё вдруг встало на свои места. Если я хотела верить в Бога – а там невозможно было не верить, там, наедине с этим, даже законченный материалист уцепился бы за эту веру, как за соломинку! – если я хотела верить в Бога, то должна была верить и в Его творение, в Его образ и подобие. Может, раньше – до Вифлеема – и возможно было иное – но теперь уже по-другому нельзя… Я увидела – да, почти физически увидела – как вы сидите там, в холле. Вот ты, брат Николай – ты всё время цеплялся за кресло и потягивался – ты всегда так делаешь, когда приходится ждать. А ты, брат Михаил, несколько раз доставал из кармана пачку «Примы», но так и не закурил… а потом увидела и тех из вас, кто ждал там, на стоянке… и тех, кто остался в России. Вы все ждали там – кто где – и… и верили! Верили в меня. И одно это уже лишало меня права не верить в вас! Всё, что я успела узнать о каждом из вас, вдруг слилось воедино, и я увидела … увидела, как вы прекрасны. Братья мои, вы не представляете, насколько вы все прекрасны! И то, что он называл уродством, в действительности было изломанной красотой. Даже странно, что я не увидела этого сразу! А он, видно, ничего не заметил. А если и заметил, то отступать уже было поздно. Я дала согласие на поединок – и знала, что, хотя поединок ещё не начинался, они уже побеждены. Ваша вера пересилила их. Спасибо вам, родные мои! Спасибо, что вы есть на свете – и что вы именно таковы!

Владычица опустилась на скамью – усталая и обессиленная, словно в этой речи вылилась вся её жизнь. Она молчала. Молчали и все остальные. Энтони, казалось, боялся даже смотреть на нуменорскую деву. Но Николка не был бы самим собой, если бы не расторг это запредельное безмолвие:

– То-то – прекрасны! А то всё за уши да за уши!

Энтони без особых проблем вернулся к привычному «стилю общения»:

– Хорошо, теперь мы знаем всё … или почти всё о том, что произошло. Но хотелось бы знать, какова вероятность повторения подобных событий? И что мы можем противопоставить в случае новой атаки?

– Ты христианин, Энтони-ярл, и знаешь, что можно противопоставить Аду, – ответил Титурель. – А если не знаешь – спроси святых отцов.

– По-моему, – возразил Пендрагон, - Наш друг Энтони имеет в виду опасность повторения Великих Ударов.

– Да, именно это, – подтвердил Энтони.

– А об этом лучше всего спросить Тар-Эленну. Что говорит об этом известное тебе пророчество, Владычица?

– Пророчество Тар-Сильмариэнь говорит о Тёх Великих Ударах. Ныне отбит Третий. Но о том, что будет после него, сестра Мария не говорила.

– Но всё-таки время сейчас небезопасное, – сказала Ксения. – Разлом идёт.

– Какой разлом?

– Разлом веков. Десять лет в одну сторону, десять в другую – всего можно ждать.

– Мисс Тар-Эленна, Вы уверены, что Ваша Наследница не преувеличивает?

– Скорее, она преуменьшает.

– Вот именно! – подтвердил брат Дмитрий. – Сейчас же ещё разлом тысячелетий, значит, век  – туда, век – обратно!

– Спасибо, успокоили.

– ХХ век мы уже пережили, осталось пережить ХХI.

– Да, новые Великие Удары возможны в ХХI веке, – сказал Титурель. – Не обязательно в Англии, но – как знать … планы Врага нам неведомы. Лучше уж быть готовыми к этому.

– И что жы Вы предлагаете?

– Прежде всего – освятить здание штаб-квартиры МИ-6, – посоветовал брат Михаил. – Иначе Враг может вновь воспользоваться этой «болевой точкой».

– Вы слышали, сэр? Надо освятить.

– Господин премьер-министр, вы что – предлагаете устроить из нашего ведомства проходной двор?

– Вот именно это и сделали бесы, – напомнил брат Пётр. – Или ты их не заметил, воевода?

– Зато мы с Лил заметили, –вставила мисс Манипенни.

– Гарри Доун, полагаю, тоже, – добавил Энтони. – Так что освятить придётся.

– Что ж, давайте ещё журналистов приведём!

Тар-Эленна сделала вид, что не заметила мрачной иронии Майлза:

– Если уж ты так не доверяешь английским святым отцам, то это может сделать наш брат Пятрас, и уверяю тебя – он пресс-конференций не даёт.

– Я готов, – подтвердил брат Пятрас. – Если, конечно, ты, воевода, и твои люди согласны принять католического священника…

– Они будут согласны! – поспешил заверить Энтони.

Майлз Мессерви ударил по столу:

– Приводите кого угодно! Хоть муллу, хоть раввина из Израиля – только имейте в виду, господин премьер0министр, я снимаю с себя всякую ответственность за последствия!

– Тебе ни за что не придётся отвечать, – улыбнулся Титурель.

– Ну вот, кажется, и всё? – сказал Пендрагон.

– Нет, не всё, – возразил брат Дмитрий. – У нас же ещё два осквернённых места.

– И верно, я-то чуть не забыла про них… значит, кабинет Гарри Доуна и заброшенный дом. Кабинет очистишь ты, брат Пятрас – перед тем, как здание освящать.

– Не знаю, справлюсь ли я один – после того, что произошло там.

– Тогда возьми кого-нибудь.

– Я бы хотел, чтобы это был брат Пётр.

– Хорошо. Брат Пётр, ты пойдёшь с братом Пятрасом, – Тар-Эленна краем глаза взглянула на Майлза Мессерви. Тот уже не возражал. – А заброшенным домом я займусь сама. Со мной пойдёшь ты, брат Михаил, и ты, брат Василий.

– Во Имя Света! – почти в один голос отозвались братья-законники.

Все ждали, что она завершит Совет, но этого не произошло.

– Ну, а теперь – что касается отрока Дениса.

Услышав своё имя, отрок вскочил – совсем как в школе (когда заранее знал, что «двойка» обеспечена).

– Да-да, Про тебя говорю! Тебе что было сказано? Ночью не ходить  – на стоянку не возвращаться. Себя не жалко – так хоть Мэриэнн бы пожалел… ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться для вас обоих? Выдрать бы тебя как следует… ну да ладно. Кабы ты меня послушался, брату Александру и Джеймсу-англичанину живыми бы не бывать, да и аообще неизвестно, как бы тогда дело повернулось. Всё же не зря тебя брат Александр учил… да только больше он тебя учить не будет. А кто будет – это Титурель решит. Всевышнему угодно, чтобы ты нёс службу не в Братстве Дунаданов. А в Ордене Святого Грааля. Скоро ты отправишься в Монсальват.

Потрясённый Денис поднял голову:

– А мама… можно мне с ней попрощаться?

– Да, Денис, – ответил Титурель, – Ты ещё вернёшься в Рыбинск. Ты ведь должен сдать переэкзаменовку, не так ли? Когда ты сдашь, я пришлю за тобой…

– А он-то надеялся! – вставил Николка.

– …но с этой минуты ты – часть нашего Ордена.

Денис сел. Теперь ему был ведом смысл пророчества Софии. А Титурель обратился к Майлзу Мессерви:

– Сэр Майлз! Я – Король Святого Грааля – прошу руки Вашей племянницы для моего подданного Дениса.

– Да что вы! Ей ведь только тринадцать!

– Денису тоже тринадцать, но ведь они вырастут, – возразил Пендрагон. – А обручить их мы можем уже сейчас. И лучше бы тебе не препятствовать этому.

– Соглашайся, воевода! – сказала Владычица. – Денис этой ночью твою племянницу от бесов уберёг – неужто от людей не убережёт!

– Время придёт – выкуп царский дадим, в обиде не будешь! – пообещала Ксения.

Энтони тоже счёл нужным высказаться:

– Сэр, в таком деле я. Конечно, не могу Вам приказывать, но я присоединяюсь к просьбе наших союзников!

– Делайте, что хотите! – сказал, наконец, Майлз. – Я согласен.

Денис и Мэриэнн стояли рядом – под взглядами присутствующих – и им несколько странно было всеобщее внимание.

– Благослови вас Бог, дети мои! – сказал брат Пятрас.

Ксения – без слов – поднялась из-за стола, сняла с полки резную шкатулку и так же безмолвно вручила её Мэриэнн. Та открыла шкатулку.ю Денис достал то, что в ней лежало, и приколол к платью своей невесты. Теперь все видели, что это был цветок, сияющий серебристым светом. И только в следующее мгновение все разглядели, что цветок был металлическим.

– Из чего это? – спросил Энтони.

– Земные языки не знают имени  этому металлу, – ответила Владычица. – Брат Фёдор-кузнец извлёк его из небесного камня, что упал на рассвете возле Дома Братства, когда сравнялось три года, три месяца и три дня от основания Возрождённого Нуменора. Тогда он и сковал эту брошь. Но мы решили, что она слишком драгоценна для того, чтобы кто-то из нас владел ею, и ждали случая, чтобы подарить её. И вот – дождались! Лучшего нельзя было и помыслить.

С Еленой невозможно было не согласиться. Чудесный цветок высветил красоту Мэриэнн, словно вознеся её выше мира смертных и явив в сиянии Вечности.

– Со времён встречи Берена и Лучиэнь не было более счастливого дня, – произнесла Владычица.

– Воистину так, – сказал Пендрагон, – Ибо многое суждено их потомкам.

– Живым воплощением Союза Троих станет союз этих двоих, – добавил Титурель. – Рыцарь Святого Грааля, дарованный Возрождённым Нуменором, и прекрасная дочь Логриса…

– Студентка, спортсменка, комсомолка!

– Ты мог бы помолчать, брат Николай.

 

* * *

– Помните, я жду вас обоих на крестинах моего сына, – сказал Титурель Пендрагону и Тар-Эленне, уходя. Владычица не смогла выйти проводить его и Пендрагона – её задержал Энтони, почему-то прощавшися с нею с особой нежностью:

– Клянусь, мисс Тар-Эленна, я никогда не забуду времени, проведённого с Вами!

– Да, то, что мы пережили в эти дни, действительно  трудно забыть.

– Нет, я имею в виду именно Вас. Это ттак трудно в наше время: править – и оставаться женщиной!

– Мне наоборот всегда казалось, что судьба правителя сходна с судьбой женщины.

– Вот как? И в чём же, по-вашему, сходство?

– Когда женщина молода и способна выносить и родить здорового ребёнка, она ещё мало чему может его научить. С годами приходит мудрость, но уходит здоровье, а там и способность к деторождению. Так и у нас: сядешь под распятием, наломаешь таких дров, что самому страшно становиться, а только начнёшь что-нибудь понимать – уже уходить надо.

– Но старая женщина может воспитывать внуков! – воскликнула Мэй, до сих пор не проронившая ни слова.

– Прекрасно, но как применить это к нашему случаю?

– Втолковать что-нибудь тому, кто будет править потом.

– Безнадёжно: начиная, советов не слушает никто. Да и вряд ли поймёт.

– У меня одна надежда: что вот эта юная леди что-нибудь поняла, благо на мои ошибки вдоволь насмотрелась.

– А что я должна была понять? – спросила Ксения. – И что вообще надо понимать правителю?

– Правителю надо знать, чего на свете не бывает. Это – главное.

– А вы знаете это, мисс Тар-Эленна?

– Знаю. К сожалению, поздно начала это понимать.

– Так чего же на свете не бывает?

– Трёх вещей. Не бывает потерь больших и малых – бывают просто потери. Не бывает жестокости разумной и неразумной – есть просто жестокость. И ещё не бывает жизни своей и чужой – жизнь на всех одна… как небо.

– Тут Вы неправы, – возразил Энтони. – Небо давно поделили.

– И Солнце тоже? И звёзды? И месяц?

 

* * *

– Брат Пятрас, когда вы с братом Петром поедете на Риджент-парк?

– За нами обещали прислать машину.

– Надеюсь, нам не придётся «чистить» кабинет под конвоем?

– Вполне возможно, что и придётся. Ты, брат Пётр, лучше там не спорь – нам и так уступили больше дозволенного.Просто скажи, чтоб молились и порог кабинета не переступали.

В комнату влетели Денис и Мэриэнн:

– Там, на Темзе!

– В общем, тут такое!

– Да говорите толком, в чём дело!

– Мы видели… серебристый корабль… по Темзе идёт… не такой, как… ну, в общем… – Денис смолк. Но Владычица и так всё поняла:

– Сдаётся мне – будут у нас сегодня гости. Пойдёмте встречать, братья!

Впрочем, отправляться к Темзе им не пришлось: женщина в белом уже шла им навстречу. У неё не было возраста, с лица была стёрта печать земных страстей – но её красота не была красотой Перворождённых. То было совершенство людской красоты. Тар-Эленна узнала её, хотя при их последней встрече эта женщина выглядела совсем иначе.

– Сестра Мария!

– Да, Владычица, это я! Нет-нет, братья и сёстры, не кланяйтесь мне, я такая же служительница Всевышнего, как и вы. Приветствую Вас! Приветствую тебя, Владычица, и твою Наследницу – сестру Ксению!

– Тар-Сильмариэнь! Вы знаете моё имя! – удивилась Наследница.

– Я знаю не только это сестра моя. Я знаю, как правила все эти годы твоя Наставница. Бывало по-разному, но последнее дело она провела достойно, если не сказать больше.

– Мне неловко слышать это, Наставница, – смутилась Елена. – Именно при последнем Ударе я не сделала почти ничего.

– Ты сделала то, что должна была сделать – не дала людям превратиться в зверей. А где брат Александр?

– Он там, в Доме лежит. Пострадал сильно.

– Идём к нему. Мне нужно видеть вас обоих.

Приход Тар-Сильмариэнь, казалось, ничуть не удивил Неукротимого. Он сказал только:

– Ты говорила – хранить её… вот – сберёг вроде…

Она села рядом с лежанкой:

– Ты с честь. Исполнил свой долг, брат Александр. И ты, сестра Елена Тар-Эленна. Я довольна вами. И не только я. Пришла же я для того, чтобы возвестить о дарованной вам великой милости: вам обоим дозволенно уйти в Неувядающие Земли Амана – разумеется, если это не противоречит вашей воле. Но решайте сейчас.

Елена ответила не сразу.

– Нет! – сказала она наконец. – Я не уйду. Слишком многое пришлось бы оставить здесь.

– Да я тоже останусь Не те времена, чтоб с Земли сматываться. Из  России – особенно.

– Клянусь, я перестала бы уважать вас, услышав иной ответ. А теперь оставь нас, сестра Елена.

Она вышла. А Тар-Сильмариэнь продолжала:

– Я услышала от тебя именно тот ответ, которого ждала. Но суждено иное. Ты уйдёшь в Аман, Александр. Рана, которую тебе нанесли этой ночью, слишком тяжела, и скоро ты почувствуешь это. Когда жизнь в этом мире станет невыносимой для тебя…

– А Елена? – перебил Александр. – У неё тоже… после Ада.

– У неё – своя судьба. Скоро у неё будет то, что поможет вынести это страдание, твоё же спасение – в Неувядающих Землях. Не волнуйся – никто не отнимает у тебя людской доли: по зову Трубы Архангела мы оба вернёмся сюда.

– Как это… будет? То есть – как я уйду?

– Когда придёт время, ты уже не будешь спрашивать.

– Да, ещё… тут со мной на деле англичанин один был – Джеймсом зовут. Ранили его, и вообще – тут с ним такое было…

– Я знаю, что случилось с этим человеком.

– Что с ним теперь будет?

– Его судьба не легче и не тяжелее твоей.

– Значит, теперь не помрёт, – нуменорец успокоено закрыл глаза. Тар-Сильмариэнь вышла из комнаты и направилась к двери, словно не заметив Тар-Эленну.

– Тар-Сильмариэнь! – почти с отчаяние воскликнула та. Женщина обернулась.

– Что нужно?

– Тебе ведомо будущее. Умоляю, скажи, что ждёт Возрождённый Нуменор?

– Дальнейшее служение, новые битвы.

– Что положит конец этому?

– Битвам – Страшный Суд. Служению же нет конца.

– А моя Наследница… что будет с ней?

– Её крест тяжелее твоего, но она и сильнее тебя.

– Благодарю…

– Это всё, что ты желаешь знать?

– Да, всё.

– Что ж, это делает тебе честь. Я боялась, ты спросишь, что будет с тобой.

– Со мной, кажется, уже ничего не будет… во мне уже ничего не осталось!

– Это только усталость, – она ласково обняла деву за плечи. – У тебя ещё многое будет. Музыка будет, дом будет, дети будут… всё, что может быть у замужней женщины. Ты будешь счастлива – настолько, насколько может быть счастлив христианин в падшем мире. А сейчас иди к своему возлюбленному. Он ждёт тебя!

 

* * *

Дверь давно закрылась за сестрой Марией – а Елена всё ещё стояла возле лестницы. Она увидела, как в дом вошли братья-законники. Михаил, поднявшись на несколько ступенек, обратился к ней:

– Владычица, брат Пятрас с братом Петром на Риджент-парк уехали, нам бы тоже… тебе опять плохо?

– Нет, ничего… А что, не всегда ведь эта лестница была?

– О чём это ты?

– Да всё о том же… помните, какие у нас поначалу стоянки были?

– Как не помнить! – отозвался Василий.

– Да уж, кто-кто – а мы с братом Василием на всю жизнь запомнили, как в палатке запутались!

– Братец, а помнишь, как мы шалаш перепутали – к сестре Ольге с сестрой Софией залезли!

– Ещё бы нет!

– Вот именно – вы помните… и Ксения ещё помнит. А вот Дмитрий уже помнить не будет. И Эйно, и Лайма с Юрисом, и те, из Марий-Эл – тоже не будут… они будут помнить вот эту лестницу!

– Да ты не беспокойся – у нас неженками не вырастут!

Но Тар-Эленна словно не услышала слов Василия:

– И Софию они помнить не будут, и Евгения, и Бориса, и Вадима… и Максима!

Братья уже беспокоились – они знали, чем это может кончиться – но Владычица вдруг словно очнулась:

– Да, пожалуй, пора идти к заброшенному дому.

 

* * *

Владычица с братьями-законниками ушли чистить заброшенный дом, Пятрас с Петром уехали на Риджент-парк, Николай повёз домой Мэй, Маргарита присматривала за Александром, Юрий – за Джеймсом, Мэриэнн с Денисом гуляли по окрестностям. Сестра Ксения сидела на крыльце в полном одиночестве. У неё не шли из головы слова Тар-Сильмариэнь: «НЕ дала людям превратиться в зверей». Превратиться в зверей… А если б не было Дара Сидов, что отвёл пулю от Владычицы? И ей – ещё до избрания Предводителя – в ту же ночь пришлось бы сесть под распятием, никому не показывая слёз. Джеймс бы, конечно, не ушёл – не на его машине от нуменорских «леталок» удирать, да и мест тех он не знает, а Василий с Михаилом выросли там – и вот, привели бы его братья-законники на Совет: говори, Тар-Телконтари, что с окаянным делать? И Ксения не могла лгать себе: ведь приказала бы удавить на первом суку! Одна надежда – что братья бы вразумили… да кто вразумил-то бы – Александр, что ли?  Или Игорь с Егором, которые от Первого Совета с ней идут? Как страшный сон пронеслись в сознании последствия того, что она могла сделать: путь к замирению с англичанами был бы отрезан; бессмысленное убийство навлекло бы проклятье на Братство – Ад смело мог бы сбросить Нуменор со счетов, Союз Троих не смог бы собраться, Саурон пришёл бы к власти в Англии, переступив через трупы Пендрагона, Титуреля и Энтони… а что дальше – лучше не думать!... Воистину – «тяжела ты, шапка Мономаха»… По счастью, примерка сего головного убора Ксении не грозила – а вот нуменорский мифрилловый медальон – и не надетый ещё – уже немилосердно оттягивал шею…

Брат Дмитрий сел рядом с ней.

– Ну вот, и кончено дело.

– Да, в общем – кончено.

– Интересно всё-таки – сбылось то пророчество или нет?

– Какое пророчество?

– Книжное… ну, помнишь – Владычица книгу уронила!

– Ах, это… по-моему, сбылось.

– А ты откуда знаешь? Ты же не видела, что там было.

– Я знаю.

– Владычица сказала тебе?

– Нет. Я тогда посмотрела, на какой странице эту книгу последний раз открывали. Эйно-отрок меня учил, как это делать.

– Всё равно… её же Джеймс Мордредович потом читал.

– Он уже после меня читал.

Дмитрий не решился задать вопрос, вертевшийся на языке, но Ксения сама ответила:

– Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там. Ведь не о том же речь,

Что мог и не сумел я их сберечь,

Речь не о том. Но – всё же, всё же, всё же…[3]