Глава 3  

     

 

 

  

     

 

                                                                                И сколько бы ни был тебе лет – пять или пятьдесят – тебе всегда нужна мать, её ласка, её взгляд.

З. Воскресенская "Мама!"

 

ратьям-законникам не пришлось совать Бонда головой под кран – он сам это сделал, когда осознал, что последняя бутылка накануне была лишней. Правда, за этим и прочим в "Московской" – в связи с некоторыми особенностями здешнего сервиса – приходилось тащиться в конец коридора… Возвращаясь в номер, он уже в некоторой степени походил на человека.

Навстречу ему по коридору шли двое молодых людей – и всё было яснее ясного: у обоих на одежде – Знак Звезды и Креста. Один из Нуменорцев поднял руку в приветствии:

 – Здравствуй, Джеймс-англичанин! Моё имя Михаил!

Он намеренно говорил по-русски – чтобы резануло слух отсутствие привычного нашего уклончивого "меня зовут": назвал истинное имя – и не скрывал этого. Сделать это означало вручить власть над собой практически неограниченную – и потому во все века это было высшим доверием. Подобная откровенность свидетельствовала о мирных намерениях говорившего яснее, чем белый щит на мачте драккара в прежние времена. Бонд таких тонкостей не разумел и решил, что лучшая защита – это нападение. Дунаданы, однако, быстро скрутил его неизвестными ему приёмами и, заведя руки за спину, прижали к стенке.

 –У вас в Англии что – всегда так отвечают на приветствие?

 – Нет, только по понедельникам.

 – Бог свидетель – мы на тебя первыми руки не подымали, не затем ищем. Поговорить нам с тобой надо. Отпустим – станешь слушать или опять в драку полезешь?

 – Боюсь, в таком положении я тебя неправильно пойму.

 Его отпустили. Все трое вошли в номер. Похоже, дунаданы и впрямь намерены говорить. Пока, во всяком случае.

 – Я – брат Михаил из Возрождённого Нуменора, а это Василий, побратим мой.

 – Весьма рад знакомству. Как здоровье Владычицы?

Ирония всегда была его испытанным оружием, но дунадан словно не заметил её.

 – Сейчас уже неплохо… к делам вернулась, хоть наш целитель и возражал.

 – Давай начистоту, Джеймс, – заговорил вдруг второй, – Знаем мы о тебе давно, считай, как в Россию приехал: и что не американец ты никакой, и где работаешь, и зачем пришёл, и для чего нашу сестру ищешь – месяц за тобой по всей России бегаем.

 – Чем обязан столь пристальному вниманию?

 – Владычица нас к тебе послала. Бить тебя не приказывала, а велела в гости звать – честь по чести, – сказал Михаил. – Разговор у неё к тебе.

Как же, как же – знаем такие приглашения! "Упокой, Господи, душу джентльмена из Секретной службы"…

 –И вы, конечно, не в курсе, на какую тему?

 – Знать-то знаем, вот только… женщина она!

 – Странно, но я тоже об этом догадывался.

 – Не сомневаюсь… понимаешь, она убеждена, что если мужчины начнут говорить о таких вещах, то непременно подерутся…

 – Она не так уж не права, не так ли? – вставил Василий.

 –… и поэтому не хочет, чтобы мы сами говорили об этом с тобой.

 – А если я не приму приглашения?

 – Тогда мы прямо сейчас свяжемся с ней по рации, и выслушать её тебе всё равно придётся. Но ты ведь знаешь – такие переговоры и перехватить кто может, а это никому из нас не нужно.

Так… похоже, другого случая встретиться с Тар-Эленной у него не будет. Даже если во всём сказанном нет ни слова правды (в чём Бонд почти не сомневался) – теперь, когда его выследили, это последняя возможность попытаться что-то сделать…

 – Я согласен.

 – Да… сестра Елена нас в Сосновке ждёт, это под Костромой, так что расплатись.

***

Через несколько минут они сидели в машине. Брат Михаил доложил коротко: "Жди, сестрёнка – втроём едем", – и отключил переговорное устройство.

До сих пор Джеймс мог судить о достоинствах нуменорских "леталок" лишь понаслышке, теперь же познакомился достаточно близко: машина набирала высоту незаметно и почти мгновенно.

Бонд соображал, что делать дальше. Если он ей действительно нужен для разговора – придётся "идти напролом", если даже выйдет – удастся ли потом уйти? Вряд ли. Он не совладал с этими двумя – там их наверняка будет больше… Если не уйдёт – что дальше? Убьют? Хорошо, если так… смерть одного агента – не слишком ли лёгкая плата за страдания и смерть главы организации? Нет, тут надо ждать чего пооригинальнее! Они умеют воздействовать на психику… что, если в Лондон вернётся запрограммированное чудовище с его лицом и отпечатками пальцев? Этого допустить нельзя! Оставался один выход… только один… сие, правда, затруднялось, т. к. пуговицу с цианидом ему оторвали в схватке, так что с методами придётся разбираться на месте… если, конечно, до этого дойдёт (в чём Бонд, по своему обыкновению, совсем не был уверен)…

  – Братец, почти на месте уже – может, пониже пойдём?

  – Ну, давай.

***

Сестра Елена Тар-Эленна не уснула в ту ночь. Ещё месяц назад, отдав приказ, она знала, что разговор этот будет, но вот теперь – когда он придвинулся вплотную – ей было не по себе. Она не боялась, нет. Просто только сейчас по-настоящему осознала, что ей предстоит склонять чужого кметя чуть ли не к измене Родине… "вербовка" – вот как это называется. Иное дело, происходящее скорее будет напоминать ситуацию Эомера и Теодена – но поймёт ли это сей "боец невидимого фронта" (так их, кажется, называют)? Господи, вразуми – научи, что сказать!

И ещё одно в докладе брата Петра не давало ей покоя. Что означало это опьянение? Что заставило этого – должно быть, сильного – человека опуститься прямо-таки до животного состояния? Минутная слабость? Отчаяние? Откуда? Отчего? Не потому ли, что ему предстояло убить женщину? Этот запрет старше России, старше Англии, даже старше славян, германцев и кельтов… спокон веку была женщина подательницей жизни – живой богиней, земным ликом Богини-Матери. Непросто вырвать этот священный трепет, ой, непросто… если, конечно, человек ещё человек. Но человек ли это? Елена вспомнила тех из его российских коллег, с кем ей доводилось встречаться. А хоть бы и Ермаков – это ж он только сейчас на кого попало с кочергой кидается, а прежде – когда лик ужасный не заслонил ещё лика прекрасного – мог ли он тогда это сделать? Или Эдуард Савин… Да, эта работа всегда была и остаётся областью действия "бушменской морали", и всё же… всё же она никак не могла представить Эдуарда Владиславовича убивающим женщину! Женщины священны… но ведь и верность вождю тоже священна! И что остаётся кметю, получившему такой приказ? Воистину, не позавидуешь человеку, распятому между приказом вождя и собственной совестью…

***

"Леталка" опустилась во дворе.

Ничего похожего на то, что Бонд ожидал увидеть. Обычная изба, каких много по российским деревням, принадлежащая, к тому же, не особенно зажиточному крестьянину (может, маскировка?).

 – Я предупрежу Владычицу,  – сказал Михаил.

Вообще-то, в Нуменоре особого церемониала не было, к Владычице запросто входили без доклада, но сейчас брат Михаил предпочёл не рисковать. От сестры Елены всего можно ждать (особенно если она волнуется) – не хватало ещё, чтобы этот англичанин потом рассказывал у себя в Лондоне, как Нуменорская Владычица встречала его с половой тряпкой в руках.

Он застал её с веником.

 – Приветствую тебя, Владычица!

 –Приветствую тебя, брат Михаил!

 – Он приехал.

 – Долго уговаривали?

 – Да нет, почти и не пришлось. Но, по-моему, он нам не доверяет.

 – А ты бы на его месте верил?

 – Сомневаюсь, – и вдруг пристально всмотрелся в её лицо. – Что, опять приступ был?

 – Да ничего, ещё до рассвета всё прошло… Зови!

 – А может, не стоит тебе сегодня с этим англичанином разговаривать?

 – Ну, нельзя же над ним издеваться!

Михаил удержал фразу, готовую сорваться с языка, и вышел.

 

***

Едва дверь избы закрылась за Михаилом, Василий вдруг поднял голову:

 – Ого, наш пострел везде поспел!

Джеймс невольно посмотрел вверх… первой мыслью было, что с выпивкой он вчера переборщил. Однако, судя по всему, дунадан тоже видел дракона, который висел в воздухе, сжимая в когтях машину Бонда. Крылья сего животного не производили шума, поэтому он прекрасно расслышал слова парня, сидевшего верхом на драконе:

 – Эй, наворопник[1] Мордредов! Твоя, что ли консервная банка?

 – Предположим, моя. И что из того?

 –Тогда забирай!

Джеймс отскочил в сторону, спасаясь от падающей прямо на него машины. Вышло смешно, потому что, как выяснилось, убивать его не собирались: в последний момент дракон спикировал и подхватил машину.

 – Хорошо скачешь, воробушек! А ускакал бы от наших птичек – цены бы тебе не было!

Бонд хотел было ответить что-то в том же стиле, но дунадан опередил его:

 – Прекрати дурить, Николка! У тебя ещё за ту военную базу уши красные!

На крыльце появился Михаил:

 –Владычица ждёт тебя, Джеймс.

Его даже не обыскали… и впрямь, что ли, доверять взялись?

Что ж, тем лучше…

***

В сопровождении дунаданов Бонд поднялся на крыльцо, прошёл через сени (внутри изба производила такое же впечатление, как снаружи), вошёл в комнату. Навстречу им шагнула девушка… без возраста  (Джеймс почему-то подумал – как всё-таки искажает человеческий облик фотография). Что?! Вот это – убить?!

…Тар-Эленна, многое повидавшая – вплоть до Ада – на сей раз нервничала перед встречей с обычным человеком, как абитуриентка под дверью аудитории. Только не защищаться от него… Силы Небесные, ему же больно!

 – Спасибо, братья, вы можете идти.

Женщины славянского типа никогда особо не нравились Бонду, но на эту смотрел, не отрываясь. Наглухо закрытое платье вызывающе обтягивало женскую грудь – направить пистолет в которую казалось кощунством… Исключительно живое лицо… И – взгляд… Смесь нечеловеческого счастья с таким же нечеловеческим страданием. Таких глаз Бонд вообще не видел – ни у женщин, ни у мужчин… Чем она так напоминает его мать? Ведь вроде непохожа совсем… А она улыбалась ему:

 – Здравствуй, Джеймс-англичанин!

 – Добрый день.

Кто бы ни был тот парень, ему крупно повезло… точнее, не повезло: потерять такую женщину! Как он потерял Трэйси…

 – Давно я тебя дожидаюсь…

Не слушать… Скарамангу выслушал тогда…

 –… и может статься, что путь нам обоим предстоит неблизкий.

 –  Пожалуй, ты права.

Господи, за что?!

***

Братья-законники едва успели закрыть за собой дверь, как услышали выстрел. Сговариваться им не пришлось.

***

Джеймс всё же успел нажать на курок второй раз, но его резко рванули за локоть, пуля, которой он намеревался пробить себе голову, расколотила тарелку на полке. Второй раз за это утро Бонд убедился, что справиться с дунаданами непросто, особенно если их двое: его опрокинули и прижали к полу, заведя руки за спину.

 – Ты что, милый! Хоть бы глянул, дело-то сделано или нет… Отпустите его.

Бог свидетель – он не пытался целиться мимо! Промахнуться же с такого расстояния было много труднее, чем попасть – и всё же это ему удалось… и слава Богу!

 – Оставьте нас, братья.

 – Но… – попытался возразить брат Василий.

 – Оставьте!

Братья покорно вышли.

 – Не молчи, если больно.

 – Меня не задело.

Они сидели у стола. Их встреча всё ещё напоминала контакт представителей разных миров.

За годы нуменорского служения Тар-Эленна успела убедиться, что человек – существо хрупкое, и обращения требует очень осторожного. Несостоявшийся самоубийца хрупок вдвойне. Что его заставило? Она пыталась "просвечивать" – и наталкивалась на "броню" – ту самую, которую с такой лёгкостью взламывают тёмные силы, светлые же не решаются подступиться иначе, как осторожно заставляя "снять"…  уже по одному этому ясно, что не какой-нибудь Вертер бесхребетный, что готов стреляться по всякому поводу и без повода. Этакого вслух приласкаешь – пожалуй, ответит. А если иначе?

Бонд не знал, что делать с этим существом. Несколько минут назад он знал, что её надо убить. Сейчас не знал – первый раз в жизни не знал, что делать с женщиной. Что ей от него нужно? Ожидая допроса, обычно прикидываешь, что станешь отвечать… если представляешь, хотя бы приблизительно, о чём будут спрашивать. О чём обычно спрашивают пойманного при покушении? Кем подослан. Так они это знают…

"Джеймс, что ты защищаешься от меня?"

Она не говорила этого – но он понял… Так, началось – обрабатывают!

"Да успокойся же ты, милый! Я постараюсь не сделать тебе больно!"

Ну, нет, такое обращение добьёт кого угодно! Бонда, во всяком случае, добило. Минуты две он высказывался – крыл последними словами и Нуменор, и родное ведомство.

Тар-Эленна знала, что у мужчин подобное буйство несёт ту же нагрузку, что у женщин слёзы, и потому выслушивала всё это молча: пусть выговорится.

Наконец – как это обычно бывает – возбуждение сменилось бессилием. Он смолк – и натолкнулся на мирный взгляд Елены. А она вдруг… осторожно погладила его по руке.

 – Измучился ты. Отдохни теперь. У нас тут быстро всё заживает.  Скоро в Англии будешь, дома…

Она говорила медленно – и как-то совсем просто. От её слов накатывалось странное согревающее успокоение, которому не было места в этом мире – но оно было реально, как ничто другое. Если бы Джеймс был знаком с Творениями К. С. Льюиса, то, наверное, сравнил это с золотым морем Переландры… и эта волна захлестнула и подхватила его.

Елена тем временем исследовала его память. Теперь ей не составляло труда увидеть, что причиняло ему боль, что подогревало решимость, подталкивая к краю бездны. Дело, в которое он оказался втянут, растревожило незаживающую рану в его душе. И Владычице предстояло унять эту боль. Нет, не стирать память – только враг делает это. "Печаль вплетена в ткань мира ещё до его создания"1, без неё нельзя… и не обязательно ей быть орудием пытки! Елена вела его через воспоминания, причиняющие боль – словно поддерживая своими сильными руками, не давая соскользнуть снова в бездну отчаяния, потом снова отогревала… "Белый свет велик, Мать-Земля добра"[2] – и любое страдание сгорит, калиной во ржи останется… и не было больше крика боли – была память… Елену беспокоило только то, что он слишком уж долго не начинает "отбиваться"…

… Джеймс стряхнул с себя блаженное полузабытье. Всё, хватит! Больше он не позволит вытворять над собой ничего подобного!

Ну вот, теперь с ним можно разговаривать.

Тар-Эленна спокойно спросила, словно возвращаясь к прерванному разговору:

 – Так значит, ты не согласен со своим вождём?

 – Я этого не говорил.

 – Да ты кричал об этом ещё вчера вечером. Я дивлюсь на моих братьев, что они не расслышали.

 – Ты об этом хотела поговорить?

 – И об этом тоже. Ты должен знать, Джеймс: воевода с Риджент-парк не виноват. Мы здесь это знаем и не собираемся мстить… Над ним – и не только над ним – совершили насилие… запрограммировали, как роботов.

 – А для чего ты мне об этом говоришь?

 – Для того, что ты тоже втянут в это дело! А оно от каждого, кого коснётся, потребует всего – это ясно уже сейчас. Поэтому лучше, если ты будешь знать все подробности. Ты имеешь на это право… Эта история началась давно, – она смолкла: видно, воспоминания предстояли не из лёгких. – У нас был брат именем Анатолий. И я даже сейчас скажу – это был один из лучших, кто переступал порог Дома Братства! Он немало прославил себя и в Тюмени, и в Новгороде, и многие прислужники Ада из наркомафии изведали его Силу. Остановить его было невозможно, он всегда шёл напролом, достичь цели было для него делом чести. Да только вот – не доглядела я, – она не сразу заговорила вновь. – Никто из нас не заметил, когда его благородная гордость обратилась в гибельную гордыню, а там уже все наши усилия были напрасны… он решил, что ему всё позволено. В общем, кончилось тем, что Анатолий, будучи пьян, изнасиловал девушку. По нашему Закону он был изгнан из Братства лишённым Силы, а по российскому – приговорён к десяти годам лишения свободы. И вот, этой весной мы узнали, что он бежал из колонии. А через несколько месяцев меня похитили.

 – Почему ты думаешь, что одно связано с другим? – не обязательно показывать ей, что ему известно.

 – Я не думаю – я знаю это. Я видела Анатолия в Лондоне – один раз его прислали уговаривать меня. Потом – ты искал меня только в тех городах, где у нас были братья и сёстры до его изгнания – по одному этому можно было догадаться, что он был для твоего вождя основным источником информации. И не только информации… Кстати, тебе не кажется странным, что ваш вождь пошёл на поводу у такого человека?

Так, это скрывать бесполезно… могли бы предупредить.

Бонд промолчал, пытаясь понять, куда она клонит. Пока что он верил ей: всё, что касалось Анатолия, было ему известно и раньше.

 – Вообще, странностей в этой истории немало. Начиная с самого побега.

 – Что же в этом странного? Если этот парень был таким гордецом, как ты говоришь…

 – Это был не первый его побег. Когда попытался бежать в первый раз, не добился ничего, кроме дополнительных трёх лет срока. А через три недели сбежал – и вот, до сих пор ни милиция найти не может, ни мы. В Англии, насколько мне известно, дело обстоит точно так же.

 – Всё приходит с опытом.

 – Но не так же быстро! Ему явно кто-то помог – разумеется, чтобы использовать в своих целях. В том, что Анатолий желал отомстить и мне, и всему Братству за своё унижение, я не сомневаюсь. Но сделать своим орудием иностранную разведку – нет, это не пришло бы ему в голову. И так просто подчинить своей воле людей он бы тоже не смог.

 – А я слышал, что люди из вашего Братства творят ещё не то.

 – Он был лишён Силы при изгнании, если ты об этом.

 – А может, ты опять "не доглядела"?

 – Помилуй! Он, когда первый раз бежать пытался, с надзирателем не справился – где ж ему было с вашим воеводой совладать! Но после второго побега он, несомненно, обладал какой-то силой, которая и помогла ему сначала добиться встречи с твоим вождём, а потом заморочить его.

 – Что значит – "заморочить"?

 – Это значит – "заложить программу"… сейчас ещё говорят –"зомбировать".

 – Почему ты так уверена, что было зомбирование?

 – А ты сомневаешься в этом? Или, может, воевода с Риджент-парк сомневается?

Лучше бы не спрашивал… похоже, она опять читает его память. Проклятье! Есть ли защита от этой женщины!

 –Нет никаких сомнений, что за Анатолием стоит сила – могущественная и страшная. Мы даже догадываемся, какая именно.

 – Так кто же?

 – Сатана.

 – Конкретнее?

Этот вопрос привёл её в замешательство:

 – Ну, как тебе конкретнее-то… Мусульмане зовут его Эблисом, мой народ прежде именовал Чернобогом, или Кащеем Бессмертным… ты сам-то какой веры?

До Бонда, наконец, дошло, что она действительно говорит о дьяволе. Ну, это уж слишком! За кого его здесь принимают!

 – Твои сыщики нашли где-нибудь его отпечатки пальцев?

Тар-Эленна словно не заметила его иронии:

 – Отпечатков они не оставляют, но улик предостаточно. Насилие над людскими душами, игра на тёмных страстях – всё это почерк Ада.

 – В таком случае, я встречал немало дьяволов на Земле.

 – Не сомневаюсь, что ты имел дело с прислужниками Ада. Но теперь, возможно, придётся столкнуться с их хозяевами. Главное же доказательство непосредственного участия Ада – в том, что Анатолий продал душу дьяволу.

 – В каком смысле?

 – В самом прямом. Как Фауст.

 Это становилось интересным. До чего ещё договорится?

 – Ты видела договор или встречала его на шабаше?

 – На шабаше я не бываю, и договор он мне не показывал. Мне достаточно было видеть его самого. Я прежде встречала таких людей – вот и умею отличать отпавших.

 – Так что же, ваш Анатолий заключил договор с Сатаной – и оба отправились поиграть нами?

 – Поиграть живыми людьми он действительно любит, но, боюсь, на этот раз намерения в отношении вашей дружины у него более чем серьёзные.

  – Это делает ему честь.

 – Я бы так не сказала. Впрочем, он никогда не был разборчив в средствах. Но просчитано всё идеально – этого у них не отнимешь. Во-первых, сам Анатолий – идеальная кандидатура: пообещать ему помощь в побеге и возможность отыграться – согласился бы на любые условия. А у вас, небось, ложь от правды отличать умеют. Он же мог сказать – и сказал, должно быть – что у него в этом деле свой интерес, что услуги свои предлагает ради мести – и это было бы правдой, а о чём человек молчит – поди разбери… И как дело может повернуться – тоже рассчитали ведь. Вариант первый: я не выдерживаю… – она осеклась, –  я поддаюсь на уговоры, немедленно оказываюсь втянута в какое-нибудь… несовместимое с Нуменорским Законом дело, то есть становлюсь падшим вождём, после этого на нашем Братстве можно ставить крест. Вариант второй: я умираю в Лондоне. Горе даже самых сильных людей делает слепыми, а мои братья любят меня… наверняка сделали бы какую-нибудь глупость и тем самым навлекли бы на себя проклятие – а ваша дружина, боюсь, уже навлекла. Если б ты убил меня здесь – результат был бы тот же. В любом случае, он сбросил бы со счетов нас и получил бы возможность делать с вами всё, что захочет.

 – И как же, по-твоему, он намерен нами распорядиться?

 – Не знаю… действия Ада предсказывать трудно, но кое-какие предположения есть… Кстати, об отпечатках! Если это то, о чём я думаю, действительно есть опасность увидеть отпечатки пальцев дьявола. И может случиться так, что они будут принадлежать кому-то из тех, кого ты любишь, Джеймс.

 – Не понял!

 – А что тут понимать-то? С человека снимается тело, оставаясь при этом живым, душу забирают в Ад, а тело "надевает" демон, и ходит по Земле в обличии ограбленного им человека, и творит всё, что нужно Аду.

 – Это ты мне фильм ужасов пересказываешь или "Божественную комедию"?

 – "Божественная комедия"! Данте хоть что-нибудь кроме политики интересовало!?

 – Беатриче интересовала.

 – Хотя про Ад он верно сказал: "Оставь надежду всяк, сюда входящий",  – взгляд девушки затуманился. Джеймс теперь ясно видел то, чего  – как ни странно – не заметил поначалу: лицо её было бледным, как после тяжелой болезни. Она тряхнула головой, словно отгоняя навязчивое видение, и продолжала так же уверенно и ясно (а в сенях в это время что-то с грохотом упало):

 – Вообще-то, ты прав: он об этом явлении упоминает, но для него это просто очередная аллегория, а вот я это видела своими глазами.

Шум в сенях не стихал. Кажется, наседали на дверь.

 – Интересно было бы узнать, где?

 – В Нью-Йорке… Тоника с субдоминантой! Да что же это такое-то! – она направилась к двери, которая в это время подалась, и в комнату влетел, падая, немолодой гражданин, его тщетно пытались удержать Василий с Михаилом. Разумеется, эти двое и не думали уходить. Когда же примчался товарищ Ермаков со своей кочергой – и с твёрдым намерением прикончить "проклятого ЦРУшника", Василий поистине "нашёл", чем его успокаивать: мол, агент не американский, а английский, и враг не Советского Союза, а Возрождённого Нуменора. Товарищ Ермаков, видно, решил, что Нуменор – дружественное государство, а Англия ничуть не хуже (точнее, не лучше) США – и набросился на дверь с удвоенной силой, в результате чего последняя прекратила существование, а беседа Тар-Эленны и Джеймса была прервана самым грубым образом.

Елена помогла старику подняться, затем, глядя ему в глаза, чётко и спокойно произнесла:

 – Вы напрасно беспокоитесь. Врагов здесь нет. Этого человека я знаю, он здесь по моему приглашению, и я в нём абсолютно уверена. Идите и ни о чём не беспокойтесь.

Он вышел, притихший.

 –Проводите его. А потом идите, наконец, домой – Татьяна ещё с вечера с ума сходит!

Братья подчинились. Владычица же, увидев кого-то, выбежала из комнаты:

 – Так, признавайся – твоя работа?!

 – А то чья же? – Бонд узнал голос Николки. – Если Владычица британского агента в гости зазвала – кто ж ещё контрразведку в известность поставит – бывшую хотя бы!

 – И не совестно тебе над полоумным стариком потешаться?

 – А чего совестно-то? Ты б видела, как он обрадовался, когда про ЦРУшника услышал… уши-то зачем отрывать!!!

Тар-Эленна, наконец, вернулась.

 – Так о чём мы говорили-то?

 – О Нью-Йорке.

 – О Нью-Йорке… ах, да! Так вот, они там попытались послать в мир своего ставленника именно таким образом. С Божьей помощью, мне удалось отбить у них того человека. Он потом долго болел… на него было страшно смотреть. Тогда нам повезло, но теперь они учтут те промахи.

 – Похоже, ты всё знаешь об их расчетах.

 – Всё – не всё, но кое о чём догадываюсь.

 – Может, тебе известно, какой из вариантов развития событий реализуется сейчас?

 – Какой бы ни реализовывался – я в их расчёты вписываться не собираюсь! Надеюсь, что и ты тоже. На наше счастье, есть вещи, учесть которые они не в состоянии.

 – Например?

 – Например, прощение. Мы прощаем вам то, что произошло – да и у вас, наверное, есть, что прощать нам, раз уж дело дошло до такого.

 – Ты звала меня затем, чтобы сказать об этом?

 – Затем, чтобы просить о помощи.

Так, с этого бы и начинала. Сейчас начнётся!

 – Поговори со своим вождём, Джеймс-англичанин. Скажи: так, мол, и так  – Нуменорская Владычица, конечно, относит себя к русской интеллигенции, но не в том смысле, что сперва решает, кто виноват, а уж потом – что делать. К тому же, мы знаем, что ваши тут не виноваты – разве только в том, что не сумели защитить себя от Адской диверсии, что столкнулись с врагом, который оказался сильнее их. В том, что Россию мы не втягивали, и втягивать не собираемся, он может не сомневаться: весть о случившемся не вышла  – и не выйдет! – за пределы Нуменора. Словом, нам сейчас не отношения выяснять надо, а вместе решать, как защититься и что противопоставить Аду.

Бонд ясно представил, как начнёт излагать М. все эти демонологические выкладки.

 – И что же, я должен рассказать ему всё это – про демонов?

 – Нет, только о том, что Англия (а через неё весь мир) в опасности, и первой мишенью избрана ваша дружина. Подробности я объясню ему сама – ты только убеди его встретиться и поговорить со мной. Место, время и всё прочее назначит он сам, и я заранее согласна на любые условия, скажет "Нагая приходи" – приду нагая!

 – А если, к примеру, я откажу тебе в такой помощи?

 – Тогда мы будем искать других путей. А тебя вернём в Англию – под сонным заклятием. Ты не подумай – это безопаснее, чем снотворное, от обычного сна отличается только тем, что до срока разбудить невозможно. Двадцать четыре часа, думаю, будет достаточно. Так тебя в Лондоне и найдут – спящим, а об этом нашем разговоре не узнает никто. Воеводе скажешь: с утра пораньше вошли в номер двое – больше ничего не помню. Тебе поверят, раз о Силе нашей наслышаны. Если хочешь, могу над твоей памятью поработать – это тоже не страшно –  тогда о том, что было сегодня, ты не вспомнишь даже под гипнозом.

Вот так поворот! Он-то ожидал угроз – а выходит так, что отказ для него будет безопаснее согласия!

А Владычица продолжала:

 – Я понимаю, что прошу слишком о многом, поэтому не тороплю с ответом. Наш отъезд в Англию задерживается из-за некоторых формальностей… конечно, если б ждать было нельзя, мы бы махнули на это рукой, но пока, по данным нашей разведки, время есть: в ближайшие дни Враг не сможет предпринять серьёзных шагов… в общем, думай пока что. Через десять дней Я приеду за ответом. Жить будешь здесь – брат Егор согласен, и я гарантирую, что все десять дней никто в твоём присутствии словом не обмолвится на эту тему. Каким бы ни было твоё решение, мы постараемся сделать всё, чтобы с тобой ничего не случилось.

Подумать действительно было о чём. Можно ли верить всему, что здесь говорилось? Рассуждения относительно Анатолия совпадали с тем, что было известно Секретной службе, а всё, что касалось "адской диверсии", в силу несуразности своей просто не могло быть сознательной ложью… что стоит за этой её "декларацией благих намерений"? За десять дней, возможно, удастся что-то выяснить…

 – Хорошо, я подумаю.

 – В любом случае – спасибо тебе, Джеймс-англичанин!

Он не понял её…

 – Я тоже тебе благодарен: всё же здесь лучше, чем в "Московской"!

 – Так ты в "Московской" остановился?!

 – Да, и никогда этого не забуду.

 – Расточительным твоего вождя не назовёшь…

Бонд промолчал… не признаваться же, что сэкономил на гостинице, чтоб как следует потратиться на выпивку!

"Московская"… когда-то и Елена останавливалась там, приехав к столичному мастеру за домрой – простая студентка КМУ, не Владычица ещё… и всё-то было впереди: и смерть Сергея, и встреча с Тар-Сильмариэнь, и Нуменорское служение… Силы Небесные, как же давно это было!… Чтобы стряхнуть так некстати нахлынувшие воспоминания, она спросила:

 – А что, на завтрак там всё те же кошмарные блинчики?

 – Сосиски на ужин были действительно ужасны, а про завтрак я не успел ничего узнать – твои люди так торопились.

 – Три тысячи неразрешённых доминант! Я-то всё о делах – а ты голодный! – и направилась к печке.

***

Она завтракала вместе с ним – и было яснее ясного, что это не без смысла. Для Джеймса это безмолвное заявление прозвучало так: "Не думай, что тебя здесь отравят". На самом деле всё было сложней. Мирным договором – чуть ли не братанием – между хозяином и гостем от века была совместная трапеза, и это знали и на Руси, и в Британии. Священен огонь, на котором приготовлена пища, священен хлеб – живой союз Земли, Воды и Огня, священен стол – Божья ладонь – какие тут могут быть распри! Те, кто едят вместе, почти родичи! Вот и Джеймс становился "своим" и для хозяина этого дома, и для Тар-Эленны, с которой сел за стол (а через неё – и для Нуменора) – и Владычица не боялась счесть его таковым. Теперь нужна более чем серьёзная причина – скажем, второе покушение – чтобы ему здесь имели право хотя бы просто указать на дверь.