Глава 4

 

 

Они играли, но гневной была игра.

Из скандинавской баллады.

 

азговор был окончен. Девушка поднялась из-за стола, направилась к двери (от которой, впрочем, мало что осталось). Джеймс последовал за ней. Миновав бренные останки двери и пройдя через сени, она взялась за ручку входной двери, потянула на себя… довольно удачно: брошенный кем-то кинжал ударил в дверь, а не в неё… Так! Вот чего стоят её слова о примирении! Или ещё кто-то желает её смерти?

Во дворе, однако, не было никого, кроме ужасно смущённых молодых людей лет этак тринадцати от роду, к коим и обратилась Владычица:

 – Вы, народовольцы! Сколько раз говорить, чтоб в дверь не метали! Или тем пользуетесь, что четырнадцати нет?

На ребят просто жалко было смотреть – такой у них был "пришибленный" вид.

 – Ладно. Если что – я у Павла Сергеевича, а то брат Николай его сегодня опять с утра пораньше "завёл".

Владычица поспешила удалиться, оставив Бонда наедине с молодым поколением.

Джеймс вытащил кинжал из двери. Будто бы старинный… интересно, кому он всё-таки предназначался? Елена первой шагнула к двери и открыла, как ни в чём не бывало – значит, не знала. В Братстве что-то происходит за её спиной? Или всё же кто-то хотел убить её? В конце концов, нужен же и в России кому-то этот растреклятый договор… российские спецслужбы? Но почему такое странное оружие? И если она не причем, то кого хотела "прикрыть", выругав мальчишек?

 – Господин, отдайте нам его, пожалуйста.

 – Скажите сначала, кто вы.

 – Отроки мы.

Похоже, из этих двоих всегда говорит этот… интересное разделение труда!

 – Вижу, что отроки. Я спрашиваю, кто вы ей?

 – Говорю же – отроки, из Нуменорской дружины! Я брату Михаилу копьё ношу, а он – брату Александру.

 – Кто из вас метнул?

Хором:

 – Я!

 – Успокойтесь – не съем. Я не из милиции. Так кто же?

 – Я бросил,  – заговорил, наконец, второй, беловолосый.

 – А ну, метни снова.

 – Так не того же…

 – Что – "не того"?

 – Ну, Владычица…

 – Владычица в дверь метать не велела, – уточнил первый (теперь понятно, почему в переговоры вступил он). – Пошли к сараю.

Сарай, правда, находился на "чужой территории" (на соседнем дворе, не отделённом забором), что, впрочем, не смущало мальчиков, не говоря уже о Бонде.

 – Теперь показывай.

Парень явно был кое-чему обучен. Вполне возможно, что в дверь метнул действительно он.

 – А он и дальше может! – с удовлетворением заметил его товарищ, вытаскивая оружие из стены, затем сделал отметку углём на серой дощатой стене. – Покажи, Денис!

 – А ты можешь?

 – Могу и я. Смотрите!

Этот метал не хуже, хотя и работал несколько иначе.

 – Неплохо. А теперь смотрите, как надо.

В общем, благодаря всем этим упражнениям, мальчики не слишком запоминали, о чём Бонд с ними говорил. Узнал он немало – в том числе и абсолютно бесполезного. Им по тринадцать лет, их зовут Дмитрием и Денисом, Денис в отроках три года, он племянник брата Фёдора Кузнеца, а Дмитрий – два года, он возлюбленный самой сестры Ксении – Наследницы престола! Кинжал зовётся Норлоги, что значит "Северное пламя". Его подарил Денису один друг, с которым они, к сожалению, никогда больше не встретятся, разве что в Вальгалле, куда они оба, несомненно, попадут – а тот, должно быть, уже там. Владычицу они знают с начала своего отрочьего служения, и все эти годы (по мнению Дмитрия, во всяком случае) она уступает в красоте только сестре Ксении. Что значит – не очень? Да что вы вообще понимаете в женской красоте! Ах, вы об этом… да, болела Владычица. Что ещё за сплетни – никто её не похищал, просто под машину попала!… А вы дзюдо умеете?

Вот, в таком плане и шёл разговор. Бонд был почти уверен, что зря заподозрил невесть что: возможно, мальчики и впрямь неосторожно забавлялись. Похоже также, что Тар-Эленна и впрямь велела своим молчать о соответствующих событиях. Правда, отрицали они слишком уж рьяно, но спрашивать будут не их, а взрослых, а те наверняка делают это более умело…

Дзюдо так дзюдо! Бонд заехал по стенке сарая, из которой при этом вылетела пара досок.

 – Нормально! – воскликнул Денис.

 – Это кто тут мой сарай ломает!

Сия довольно прыткая для своих лет особа явно не разделяла восторга ребят (тех при её появлении как ветром сдуло). Бонд спокойно изъял у неё орудие нападения, коим являлось коромысло, и забросил его на дерево. Гражданка сразу потеряла большую часть своей агрессивности и только призывала на его голову все кары небесные. Бонд, не имея ни малейшего желания всё это выслушивать, ретировался к калитке, где и перехватил мальчишек:

 – Вы, храбрецы, я что – один с этой фурией разбираться должен?

 – Ну, она же это… того…

Сей "эмоциональный шифр" начинал раздражать Бонда:

 – Что – "того"?!

Денис выдал-таки нечто членораздельное:

 – Леди нельзя бить!

 – Женщины священны,  – подытожил Димка.

Джеймс промолчал. Не рассказывать же им, в самом деле, про Розу Клебб.

Денис, уже успокоившийся и обретший способность ясно выражать мысли, был явно задет тем, что его сочли трусом:

 – Показывайте на мне!

 – А не боишься?

 – Боюсь?! У нас в Нуменоре мужчины не знают этого слова!… и женщины тоже.

"Показывал" на обоих. Конечно, орудовал вряд ли даже в полсилы: в его планы не входило убивать или калечить эту молодёжь, тем более что ребята ему решительно нравились. Если уж иметь сыновей – то только таких! Они были разными – эти мальчишки: Дениска шёл "напролом", в действиях Димки было больше расчета – словом, "Роланд горяч, а Оливье разумен". [1] Но, в общем, из них выйдет толк – к тому же, видно по всему, что им повезло с наставниками. Может, и сегодня что запомнят.

Димка не заметил, каким образом опрокинувшийся навзничь противник увлёк его за собой – только почувствовал удар в грудь, натолкнувшись на руку Джеймса.

 – Понял? Был бы нож – тебе бы конец.

 – Покажите ещё раз!

Он несколько раз показал ребятам этот приём.

И вдруг…

  – Эй, англичанин! Не надоело об отроков кулаки чесать? Может, с кметем посвящённым потешишься?

Волосы до плеч совсем не придавали этому человеку сходства с женщиной… и дело тут было вовсе не в кинжале на поясе… Вот – ещё один лик Возрождённого Нуменора. Это – просто дети, "играющие в войну", Тар-Эленна – женщина (они вообще народ особый), Михаил и Василий – хоть и несколько странные, но всё же вполне современные люди. Этот казался пришельцем из Тёмных веков. И что бы там ни говорила Тар-Эленна – он пришёл убивать.

  – Ну, так как?

  – А почему бы и нет!

Перевод: "Если тебе надоело жить – изволь!"

 – Отойдите, ребята, – сказал Бонд – и вдруг отлетел на несколько шагов.

 – Легко же тебя застигнуть врасплох, Saxon[2]!

 – А я не Saxon!

 – Wales?1

 – Highland!2

Они ещё не слишком разошлись и могли что-то говорить между ударами.

 – И так, ты знаешь, кто я. Может, сам назовёшься?

 – Здесь меня называют братом Александром Неукротимым. Что ещё интересует? Инженер я…

 –  И так драться выучился на технологическом факультете?

 – Я же не спрашиваю, где вы со своим вождём научились убивать женщин.

 – Нас учил этому КГБ.

 – Всё же ты преуспел не так, как хотелось бы воеводе.

 –Ему виднее.

Воспользовавшись паузой, Александр остановился и подчёркнуто чётко сказал:

 – А правду ли мне говорили, будто ты – когда в мою сестру стрелял – потом в голову себе целился?

Метко брошенное слово достигло цели: в англичанине вмиг не осталось ничего человеческого. Убить, убить, убить этого, смеющего ведать о его слабости!

С этого момента они не говорили более, а поединок всё меньше напоминал воинскую забаву, и всё больше – настоящую смертельную схватку, и конца ей не было видно.

 – Денис, дай ему кинжал!

Отрок повиновался. Только после этого Неукротимый обнажил эльфийский клинок.

Всё, теперь – всерьёз. Один из них не сойдёт с поля живым – но кто? Соперники стоили друг друга. Только раз Александр достал правую руку Джеймса. Был бы уговор драться "до первой крови" – этого было бы достаточно. Уговора не было. Александр перебросил оружие в левую руку раньше, чем успел это сделать англичанин (впрочем, особой необходимости в этом не было) – и поединок продолжался. Казалось, он будет длиться многие часы и кончится лишь тогда, когда оба упадут – не от ран, а от усталости.

Отроки уследили за быстрым движением руки Неукротимого только потому, что он сам не раз показывал им этот приём: учитесь, мол, пока я жив. Но повторить никто из них не мог. И вообще никто – ни в Братстве, ни за его пределами. Спасения от такого приёма не было. И упасть бы англичанину бездыханным на эту траву – но брат Александр сделал то, что мог сделать только он. Не остановил удар, нет – этого, пожалуй, не сумели бы ни Перун, ни Один, он вдруг резко повернулся – и лезвие скользнуло мимо груди соперника, рванув одежду и даже не поцарапав тело. Но самому дунадану это едва не стоило жизни: он потерял равновесие и напоролся бы на собственный клинок, но Джеймс успел перехватить его руку, вцепившись мёртвой хваткой в запястье – и удержал, едва не вывихнув руку. Это спасло жизнь Неукротимому. Поединок закончился.

Джеймс возвратил кинжал Дениске.

– Зачем ты спрашивал, если и так знаешь? – без всякого выражения проговорил отрок.

Выходит, они только сейчас поняли, с кем говорили… Не просто холодность даже – что-то иное… это как будто ничего не значит – с чего бы обращать внимание? И всё же было чувство, будто ему пообещали нечто, чего у него никогда не было – а теперь отнимают…

***

– А вот и я! – Тар-Эленна шла к ним от калитки. Она уже успела заметить кровь на руке Джеймса и опухшее плечо Александра. – Так, я вижу, вы уже познакомились.

 – Да, мы очень мило беседовали, – ответил Джеймс.

 – Как Борька с Феликсом… а ну, пошли в избу!

Тот не воин, кто сам не сумеет позаботиться о своих ранах – и посерьёзнее этих. Нуменорская дева, правда, делала это безболезненно (что у самого вряд ли бы вышло), и всё же Бонд едва сдерживался, чтоб не огрызнуться. Александра тем временем раздражало другое. Как только Елена отошла – поставить в шкаф бутылку – он тихо сказал:

 – Какое расточительство – промывать царапины водкой! Водку пить надо!

 – Лучше всего пить её с мартини – смешать, но не взбалтывать.

 – В Сосновке мартини отродясь не водилось. Может, применим эту пол-литру по назначению?

 – Пожалуй.

Они недооценили музыкальный слух Владычицы:

 – Я вам применю! Тебе, братец, между прочим, сегодня ночью на Совет, а Джеймс вообще на задании.

 – Я думал, что я в плену.

 – В плену или не в плену – а только здесь одного пьяного чекиста за глаза хватает!

Мужчины многозначительно переглянулись.

 – Сестрёнка, а что с дверью? Опять, что ли, товарищ Ермаков ЦРУшников искал?

 – Да вот, брат Николай додумался натравить его на Джеймса.

 – Неужели я похож на ЦРУшника?

 – Как тебе сказать… Васильковский боров ещё меньше был похож, однако же зашибла его кочергой наша доблестная контрразведка… Придётся дверью заняться.

 – Может, руку побережёшь?

 – Так правая-то в норме. К тому же, две руки на двоих как раз имеются – верно, Джеймс?

 – Предпочитаешь попадать молотком не по своим пальцам?

 – Что?! Это я, по-твоему, гвозди забивать не умею?!

 – Я этого не сказал.

Но Александра задело за живое.

 – Легче на поворотах, разведка! А ну, пошли за инструментом!

На крыльце они молча переглянулись. Александр понял намерения Джеймса и в сарай пошёл один. Джеймс же с крыльца установил наблюдение за единственным в избе окном. Александра не было довольно долго (видно, отыскать в сарае инструменты удалось не сразу). Вдруг над забором показалась голова деревенского мальчишки:

 – Дяденька! Вам сестра Елена велела передать, чтоб на пороге не сидели – а то семь лет не женитесь!

Девушки в избе не оказалось (бутылки, как и следовало ожидать, тоже).

Вошёл Александр с инструментами и досками:

 – Что, упустил?

 – Она умеет делаться невидимой?

 – Нет, Мордредович, это не у нас вожди невидимые – это в МИ-6 агенты слепые!

Опять этот Николка! Сидит на подоконнике, как попугай, и, кажется, весьма доволен жизнью.

Александр сдёрнул с крючка полотенце:

 – Смотри, брат Николай, сейчас я докажу этому англичанину, что русские ещё не разучились забивать гвозди, а то он сомневается. Завяжи мне глаза и держи гвоздь.

Николка без колебаний повиновался (видно, был уверен в умениях своего друга).

Александр – с завязанными полотенцем глазами – взял молоток:

 – А теперь смотри, Мордредович!

И этот туда же!

 – Вообще-то, меня зовут Бонд… Джеймс Бонд.

Гвоздь в стену он и впрямь забил классически – ни разу не попав Николке по пальцам.

 – Что, убедился?

 – Дай теперь я забью!

Бонд больше попадал по Николкиным пальцам, чем по шляпке гвоздя – и было похоже, что именно за этим он и взялся за молоток. Возможно, Великий Насмешник остался бы без пальцев, но тут вошла Владычица:

 – Это ещё что такое! Нашли развлечение! Решили дверь делать – так и делайте, нечего тут ерундой заниматься! Прямо на минуту отвернуться нельзя!

После этого им ничего не оставалось, как только заняться, наконец, дверью. Николка переместился обратно на подоконник.

 – Братец, а что у тебя с ногой?

Мужчины и не заметили, что Николка подрастерял свою шустрость.

 – Да ничего… просто некоторые британские агенты не смотрят, куда коромыслами кидаются.

 – Какими такими коромыслами?

 – Обыкновенными, на которых вёдра носят.

Тар-Эленна вопросительно посмотрела на Джеймса. Тот демонстративно не обращал внимания.

 – Я что-то не понимаю. Кто-нибудь объяснит мне, что случилось?

 – А что тут объяснять!? Я сижу на дереве, никого не трогаю, а он у бабки Дарьи коромысло отобрал – и хвысь его на дерево! И мне по ноге!

Похоже, Елена прежде полагала, что в британской разведке народ серьёзнее.

 – Джеймс, это правда?

 – Правда, – невозмутимо отвечал Бонд.

 – Силы Небесные! Зачем тебе старушку-то обижать понадобилось!

 – Я её не обижал. А этим коромыслом она меня собиралась побить. Надеюсь, самооборона здесь не запрещена?

 – Вот как… и чем же ты ей не угодил?

 – А он её сарай по досочкам разносить начал. Я сам видел!

 – Ну, мальчики, с вами не соскучишься. Ладно, братец, снимай ботинок – лечить будем.

Лечение (посредством наложения рук) заняло немного времени – травма была несерьёзна. Закончив с этим, Тар-Эленна открыла коробку с медиаторами и развернула на столе кожаный ремень. Заточка медиаторов – дело тонкое: тут бойся ошибиться да инструмент под рукой держи – проверяй почаще. Шлифовка – не то: следи только, чтоб фаска1 до блеска отполирована была, можно и между делом – даже под стук молотка.

Джеймсу тем временем не давала покоя брошенная Еленой фраза. Он думал, что неплохо знает эту сторону русской истории, но вот сейчас никак не мог вспомнить, с каким это Борисом мог драться Дзержинский. Так и не вспомнив, спросил Александра. Тот усмехнулся:

 – Можно подумать, Феликса знаешь! – и рассказал историю, поистине достойную пера Стивена Кинга.

 

Сага о брате Виталии Питерском.1

 

Жил человек по имени Виталий. Он был директор Санкт-Петербургского зоопарка, и никто не говорил, что он получил пост по блату или занимает не своё место. С тех пор, как дослужился он до директора, в зоопарке хорошо жилось и сотрудникам, и зверям, коих (зверей) он любил всей душой (и если супруга не ревновала его к ним, то только потому, что сама была ветеринаром и вполне разделяла его страсть). Любовь его достигала такой степени, что каждого заболевшего зверя он – при содействии жены – выхаживал у себя дома (вот только потолок был низковат для жирафы, ванна маловата для морского льва, а слоны не проходили в дверь, но если животное вписывалось в масштабы его квартиры – вопрос решался просто). Можно было бы сказать, что брат Виталий вполне счастлив, да вот беда: ужасно не везло с соседями. Например, вряд ли следует доказывать, что выздоравливающему леопарду необходимы прогулки на свежем воздухе, и совсем он не опасен, тем более что директор не спускал его с поводка – но мамаши (и особенно бабушки) поднимали шум по поводу появления дикого зверя во дворе, где играют дети. Совершенно неясно, что страшного в очаровательном орангутанге (с перевязанной лапкой, к тому же) – тем не менее, старушка-соседка, зашедшая к тёще директора попросить луковицу, упала в обморок, когда этот самый орангутанг открыл ей дверь. Может ли, наконец, директор зоопарка отвечать за то, что кто-то не в состоянии спать, услышав вой гиены за стенкой?

Вот такие мелочи ужасно мешали брату Виталию жить. Следует заметить, что весь персонал зоопарка с директором во главе работал прекрасно, поэтому болезни и травмы были не повседневностью, а довольно редким ЧП – но соседям почему-то хватало одного раза, и каждый подобный случай оканчивался традиционно. Четырежды семья директора сменила место жительства. Дав в газету объявление об обмене квартиры в пятый раз, брат Виталий собрал всё своё семейство – жену Ирину, тёщу Валентину Васильевну, пуделя Джимми, кота Зенита, кошку Мурку, попугаев Кешу, Полли и Роберта – и, возложа руки на собрание сочинений великого Джеральда Даррелла, поклялся, что это будет их последний насильственный переезд. Однако вопрос о выселении принял довольно реальные очертания – и он, не желая оказаться со всей семьёй на улице, не глядя согласился на первый же предложенный вариант. Вот так им и сбагрили (без всякой доплаты) эту жуткую "хрущовку", где одна комната маленькая, другая – очень маленькая. Очень маленькая досталась Валентине Васильевне. "Проклятья, стоны и моленья звучали долго под окном"2, прежде чем она согласилась разделить её с попугаями. А норны, видно, решили тут же проверить, как Виталий держит клятву.

Не успели устроиться на новом месте, в зоопарке сломал лапку лемур вари. Директор, по своему обыкновению, взял больного к себе домой – и ночью тот заголосил. Под дверью квартиры тут же собралась компания очень решительно настроенных соседей. К ним вышел глава семейства с чугунной сковородкой в руках и не особенно деликатно поинтересовался, кому тут ещё чего надо. С тех пор проблем с соседями нет.

Как-то раз приобрёл зоопарк нового тигра (наречённого – по президенту – Борисом). Сейчас трудно сказать, что там случилось – но, так или иначе, привезли его на месяц раньше, чем предполагалось: ничего ещё не готово. Директор, недолго думая, взял его домой на это время. Всё бы ничего – но дома тогда лечился от простуды (и уже почти поправился) лев Феликс, и ему появление Борьки не понравилось. Коротко говоря, Ирине пришлось обоим перевязывать лапы. Виталия сей инцидент немало обеспокоил: о том, чтобы поместить Борьку (хотя бы на неделю – пока Феликс не вернётся в зоопарк) в одну комнату с тёщей, не могло быть и речи, а в микроскопическую кухню он бы просто не влез. К счастью, после первой драки конфликт был исчерпан, и расселять не пришлось.

***

Выслушав сие повествование, Бонд спросил:

 – Почему льва назвали Феликсом?

 – А на Дзержинского похож. Сам не видал, но говорят – копия.

Джеймс с удовлетворением подумал, что кое-что он всё же о русских знает: здесь говорят "Феликс" – подразумевают "Эдмундович".

***

В это время во дворе отроки, отдыхая после воинских упражнений, обсуждали события этого дня. И право же, было над чем поразмыслить.

 – Я всегда говорил – Норлоги знает, что делает! Ты видел – он не стал пить кровь брата Александра!

 – А по-моему, – спокойно ответил Димка, – этот англичанин просто не смог его достать.

 – А вот Александр его достал – два раза! Ты видел?

 – Конечно… а второй раз пощадил.

 – А вот этого я не понимаю. Что он не убил этого нидинга?

 – А ты уверен, что он – нидинг?

 – Ты что – не слышал!? Он же в Тар-Эленну стрелял!

 – Ну и что?

 – Как – ну и что! Она же женщина!

 – Я не о том… ему приказал вождь. Если б он не выполнил приказ, то нарушил бы клятву верности.

 – И всё равно таких надо убивать! – не сдавался Дениска. – Эх, жаль, я отрок! Я бы сам его!…

 – А ты уверен, что справился бы с ним?

 – Уверен! Потому что я был бы прав!

Димка знал, как утихомирить не в меру горячего друга.

 – Послушай, Денис! В Англии не обсуждали подвигов Беовульфа, а в Норвегии – деяний Сигурда. Думаю, будет правильно, если и мы не станем обсуждать то, что было здесь между братом Александром и Джеймсом – англичанином.

Дениске понравилось, что его наставника сравнили с великими героями древности, и он немного остыл.

 – А всё-таки странный он какой-то, – заметил вдруг Димка после недолгого молчания.

 – Кто – Джеймс-англичанин?

 – Нет, твой Норлоги. Кстати, почему ты ему имя дал? Ведь это кинжал, а не меч.

 – Сейчас и кинжал может быть священным – все же на оружие трусов перешли.

 – Какое такое оружие трусов?

 – Ну, бомбы там разные, ракеты, огнестрельное – опять же…

 – По-твоему, брат Михаил – трус?!

 – Ну, нет, конечно… но им ведь издалека достают.

 – Действительно, как будто притворяется мечом… рукоять крестом…

 – Вот видишь!

 – И всё же, что-то здесь не так…

 – Да что тебе не нравится?

 – Мне не нравится предсказание Галины Афанасьевны! Помнишь, она говорила: когда Норлоги впервые напьётся крови в битве – то будет кровь его господина.

Денис на минуту задумался – и ответил так:

 – Видно, так судила

   Злая норна, чтобы

   Ньёрду грома Скёгуль

   Не было удачи.

   Но не скажут люди,

   Будто клён кольчуги

   В тинге змей шелома

   Был подобен Снотре

   Пламени прилива!1

***

Как раз в это время Александр перестал пилить очередную доску, так что эту вису услышали все.

 – Опять за стихи принялся, – прокомментировал Александр.

 – А по-моему, – отозвалась Елена, – тебе не даёт покоя то, что не ты его этому научил.

По мнению Джеймса, это скорей напоминало бред перегревшегося дешифратора, чем стихи, но вслух он сказал только:

 – Он пробует каждый новый стиль?

 – Нашёл новый! – воскликнул Александр. Николка от смеха чуть не упал с подоконника:

 – Ага, новый! В сравнении с динозаврами!

Тар-Эленна будто не заметила язвительных реплик братьев:

 – Нет, Джеймс, это очень старая манера. Так слагали стихи в Исландии и Скандинавии в эпоху викингов. Это искусство даже ценилось наравне с умением владеть оружием.

 – И они это понимали?

 – Что же тут непонятного? К примеру, в данном случае наш юный скальд хотел сказать, что настоящему воину может изменить удача, но не мужество.

 – Владычица! – воскликнул с окна Николка. – Зачем же ты человека профессионального удовольствия лишила! Ему бы до вечера хватило расшифровывать!

 – На расшифровку и ещё что-нибудь можно вспомнить. Вот, скажем, Кормак Эгмундссон:

Лучи ресниц мечу я –

Хочу я Фрейу гребня –

В Наль монист, минувшую

Нас сейчас – сыскати.1  

 Вот, можешь развлекаться.

Отбивать хлеб у криптографического отдела Бонд не собирался, а вот выяснить, каким образом миновала его "лучей ресниц" эта "Наль монист", решил непременно.