Глава 6
Брюссельский хольмганг
– Когда говорить, Траян?
– Я Вам скажу, сестра Юлия.
Траян был горд: направляясь в Дом
Братства, он и мечтать не мог о такой удаче – попасть в отроки к самому
Владыке, да ещё сразу быть допущенным к участию в таком важном деле! По молодости
лет он не мог в полной мере принять на себя скорбь Братства – ему ещё
предстояло этому научиться. А сейчас хотелось показать себя перед Посвящённой.
И он не жалел сил: долго усаживал Юлию, передвигая кресло («Чтоб эффектнее
смотрелось!»), объяснял, как настраивает камеру, а как – микрофон и ещё
множество других тонкостей. Но сестра Юлия не слушала. Она волновалась: давно уже не говорила по-французски,
как бы не опозориться!
– Ну, всё?
– Сейчас-сейчас, вот только камеру
повернём… вот так. Теперь всё. Вы готовы?
– Да.
– Включаю.
И сестра Юлия начала:
– Люди брюссельские! Братство
Дунаданов приветствует вас. Мы, люди Возрождённого Нуменора, говорим вам: не
бойтесь, ибо гнев наш не против вас, а
против тех, кого вы ныне принимаете у себя. Сейчас вы увидите наше воинство на
улицах вашего города. Оно покажется вам необычным, но знайте: это не безумие и
не дьявольское наваждение, и не пугайтесь. На улицы, однако же, не выходите и
воинству нашему не препятствуйте, и тогда с вами ничего не случится. Сегодня же
Возрождённый Нуменор покинет Брюссель, не причинив вам зла. Прощайте!
Траян выключил аппаратуру. Юлия
устало откинулась на спинку кресла.
– Ну как, ничего у меня получилось?
– Вы были великолепны, сестра Юлия!
– Будем надеяться, хоть кто-нибудь
это услышал.
– Наверное, всё равно все
перепугаются, как деревья пойдут… и что прямо об этом не предупредили?
– Всё равно бы никто не поверил.
– С минуты на минуту им придётся в
это поверить!
– Да-а, не хотела бы я сейчас быть в
Брюсселе!
– А я бы очень хотел! Особенно в
штаб-квартире!
– Не беспокойся, – вздохнула сестра
Юлия. – На твой век политиков хватит.
* * *
В середине рабочего дня мало кто
смотрит телевизор, и нельзя поручиться, что телеобращение сестры Юлии возымело
какое-то действие. К тому же, тех, кто
его слышал, оно не спасло ни от страха, ни от мыслей о собственном безумии, тем
же, кто не слышал, не понадобилось никаких предостережений, когда в Брюсселе
появилось войско брата Дмитрия, которого отныне именовали не иначе как брат
Дмитрий Галадрим. Деревья шли по улицам города – и к этому нельзя было
приспособить никакого наукообразного объяснения… что может быть страшнее для
современного человека?
Чем ближе к цели, тем яснее
становилось, куда шагает древесное воинство. И у всех, кто понял, КУДА идут
деревья, на устах было только одно, и казалось, будь здесь граждане всех
девятнадцати стран альянса, все они повторят эти слова – самое страшное проклятье, которое могут
послать вождям их люди. И проклятье то было – «ПУСТЬ РАЗБИРАЮТСЯ САМИ!»
* * *
Брюссельским хольмгангом именовали
потом в Нуменоре, Логрисе и Монсальвате это дело, которое никому не принесло –
и не могло принести – радости. В молчании прошли по улицам Брюсселя дунаданы и
их союзники, сопровождаемые древесным воинством, и об этом знали во всём городе
– кроме одного здания. В это здание уже за час до начала дела не мог проникнуть
не только ни один человек – ни один звук из внешнего мира, и все люди в нём – до последнего охранника –
были погружены в сон… все, кроме двадцати человек, чьё совещание не дозволялось
слышать никому. Эти двадцать человек не поверили своим глазам, когда в зал вломились
два огромных дуба – и встали у дверей, как на страже. Меж дубов вошла юная дева
в белых одеждах – и её холодный взгляд не сулил ничего хорошего.
– Вы, кажется, хотели переговоров?
Вслед за ней уже входили другие
люди. Генсек попытался было вскочить с места:
– Вы не имеете права сюда… – и тут
же упал обратно в кресло, сбитый взглядом Нуменорского Владыки:
– Спокойно, Джордж-хёвдинг! Мы не к
тебе… пока. Нам нужен Энтони-ярл, правитель Британии, ведомый вам как Энтони
Томпсон.
Британский премьер многое отдал бы
за то, чтоб поменяться судьбой с кем-нибудь из своих союзников… да, конечно, он
всегда знал, союзники и друзья – далеко не одно и то же, но не до такой же
степени… впрочем, он не мог их осуждать: ведь будь он на месте любого из них –
сейчас точно так же повторял бы: «Вот он, вот он» – и был бы рад, что не к
нему… точнее, не за ним явились эти странные и страшные существа. Никто из союзников
не поможет ему, не встанет рядом с ним, и Энтони знал это слишком хорошо, когда
поднялся с кресла и шагнул на встречу пришельцам. Он всмотрелся в их лица… да,
они были знакомы ему… слишком хорошо знакомы. Не видать бы их никогда!
Угораздило же его в августе втравиться в эту историю… да и в октябре, пожалуй,
никто за язык не тянул…
– Энтони, – начал Титурель. – У
нашего оруженосца Дениса есть, что сказать тебе. Говори, Денис!
Денису нечасто удавалось произнести нечто
вразумительно, особенно когда он волновался, но на сей раз он говорил без
запинки:
– Энтони-ярл! Я, Денис, оруженосец
сэра Рихарда из Ордена святого Грааля, обвиняю тебя! Ты сжил со свету сэра
Майлза Мессерви, родича моей невесты Мэриэнн, она же покинула Британию,
безвинно преследуемая тобой. Я также
обвиняю тебя в том, что ты Джеймса Бонда, побратима прежнего моего наставника,
безвинно заключил в темницу и искалечил пытками. И всё это ты сделал затем,
чтобы от Нуменорских Владык – союзников господина моего Титуреля, короля
Святого Грааля – добиться того, чего не мог добиться ни за Столом Совета, ни в
честном бою. Ты, Энтони-ярл, повинен в захвате заложников!
Юный оруженосец смолк. Снова
заговорила Тар-Телконтари:
– Ты выслушал обвинение, Энтони-ярл.
Ответь же, если посмеешь!
Энтони посмел.
– Эти обвинения абсолютно
беспочвенны, – ответил он. – Я никоим образом не причастен к смерти Майлза
Мессерви – он умер от инфаркта. Я не принуждал его племянницу покидать Англию,
не знаю, была ли она похищена или уехала добровольно, но я здесь не причём. Что
же касается Джеймса Бонда… он был арестован по обвинению в преступлении, которое
действительно совершил. Всё было в полном соответствии с законами нашей страны.
Мне очень жаль, что в тюрьме он подвергся истязаниям – но, в конце концов, не
может же премьер-министр лично отвечать за каждый случай жестокого обращения с
заключёнными!
Брат Александр взглянул на него в
упор:
– И если лично приказ отдаёшь – тоже
не отвечаешь?
– Вы не можете… у вас нет
доказательств!
– Так ты, Энтони-ярл, не признаёшь
себя виновным? – спросила Владычица.
– Не признаю!
– А ты, оруженосец Денис, не
отказываешься от своих обвинений?
– Не отказываюсь!
– Что ж, тогда не земным владыкам
вас судить. Пусть рассудит Бог!
Энтони догадался, к чему она клонит,
когда Денис принялся снимать рубашку. Всё стало ещё яснее, когда у ног премьера
звякнул об пол кинжал, брошенный Пендрагоном. Так, кажется, действительно всё
всерьёз… и сейчас он – не его народ, не армия, а он сам – и только он – будет
иметь дело с последствиями своих ошибок… поистине, нет большего кошмара для
политика!
Энтони похолодел. Он однажды видел
Божий Суд – и прекрасно понимал, чем это может для него кончиться.
– Постойте… хорошо… хорошо,
предположим, я виноват. Но… но к чему эта средневековая дикость! Есть Совет
Европы, Международный суд по правам человека, Организация Объединённых Наций…
– А когда нам грозили и над
побратимом моим измывались – тоже с ООН совет держали?
– Впрочем, Энтони-ярл, – напомнила
сестра Ксения. – Если ты не желаешь сражаться сам, за тебя может сразиться твой
представитель.
Энтони обернулся на союзников,
упорно делавших вид, что всё происходящее их не касается… и понял, что
представителя не будет. Он лихорадочно пытался расстегнуть пуговицу на пиджаке…
пальцы не слушались…
– Да у него руки трясутся! – с
презрением констатировала сестра Маргарита. – Будто кур воровал.
– Лучше б тебе, Тони, и впрямь этим
заняться, – отозвался её супруг. – Всем проблем будет меньше.
Наконец, оба противника были готовы
к поединку.
– Господи, не дай свершиться
неправде!
Слова святого отца прозвучали для
Энтони смертным приговором. Денис обнажил клинок:
– Защищайтесь, сэр!
Денис сражался по всем правилам
честного поединка. Энтони же, если б и хотел, не мог бы их нарушить – слишком
уж превосходил его противник. Денис сразу заметил своё превосходство – и
сражался не в полную силу. И всё же схватка была недолгой. Денис довольно
быстро поверг противника наземь. Энтони увидел над собой его глаза – и понял,
что сейчас умрёт…и самое большее, что можно сейчас сделать – не просить пощады
у этого юнца.
И вот уже занесён кинжал для
последнего удара…
Время остановилось…
За смерть сэра Майлза, за страдания Джеймса Бонда, за слёзы Мэриэнн…
Словно ножом взрезал страшную тишину
девичий крик:
– Дэн, пощади!
Слово дамы – закон! Денис вложил
клинок в ножны, так и не обагрив его
кровью неправедного властителя Британии, повернулся и направился в сторону
своих. И пока он шёл – словно тяжёлые удары колокола, гремели слова Галины
Афанасьевны:
– Не встать тому, кто упал, не
собрать того, что распалось, покуда слёзы кровью не отольются, ибо щит,
окованный в Лондоне, разрублен в Брюсселе!
Энтони сидел на полу, всё ещё не
веря, что остался жив, и почти не слышал обращённых к нему слов Тар-Телконтари:
– Ты признан виновным, Энтони-ярл,
но победитель решил оставить тебе жизнь – значит, так тому и быть. Но как ты
теперь жить будешь – не ведаю. Я бы не смогла… особенно с такими союзниками,
как у тебя. Пойдёмте, братья!
… Последним зал покинул брат
Александр Неукротимый. Уходя, обернулся и бросил Энтони:
– А отыграться на тех двоих не
надейся – в Британию они не вернутся!
Он не боялся оглядываться у этих
дверей – не хватало ещё сюда возвращаться!
Владыка вышел вслед за всеми. И его
не интересовало, какие слова произносились здесь в ближайшие несколько часов.
Заклятье действует исправно – у них у всех будет время осмыслить происшедшее!
* * *
– … и Дэн не стал его убивать… да,
не стал. А потом брат Дмитрий отпустил деревья, и мы уехали из Брюсселя. Вот и
всё.
Говорила в основном Мэриэнн.
Во-первых, воину вообще не следует самому рассказывать о своих деяниях,
во-вторых, у Мэриэнн это всегда получалось лучше. Да и преподнесёт она всё это
деликатнее, чем мужчина – ведь целитель их предупредил, что Джеймсу
Мордредовичу всё ещё не следует волноваться. И он, казалось, выслушивал её рассказ
спокойно.
– Точно всё?
– Да, всё.
– А по-моему, ребята, вы чего-то не
договариваете. Давайте-ка выкладывайте, что там ещё?
Денис и Мэриэнн переглянулись. Сэр
Радек сказал им, что можно рассказать обо всём, что произошло в Брюсселе, но о
смерти Мэй говорить пока не следует. Но разведчика попробуй, обмани! Он уже
догадывается, что что-то не так, и чем заставлять его теряться в догадках – не
лучше ли сразу рассказать всё?
– Ну, так что же?
Денис опустил глаза.
– Матушка Мэй умерла.
На несколько секунд Джеймс уставился
в пространство невидящим взглядом. Потом вдруг взглянул на Дениса и возбуждённо
заговорил:
– Он что, с ума там все посходили –
одного тебя сюда посылать?
– Куда – «сюда»? – удивился Денис.
– В Ирландию, конечно… ну, что вы на
меня так смотрите?!
Денис не нашёл, что сказать, поэтому
заговорила Мэриэнн:
– Вы сейчас говорили, что…
– Я что-то говорил?
Теперь уже замолкли оба. Джеймс
поднял на них глаза – и это были глаза человека, который больше всего на свете
хочет, чтоб сейчас его никто не видел:
– Ребят, шли бы вы отсюда.
Они поняли, что им действительно
лучше уйти.
– Что это с ним? – спросил Денис уже
за дверью.
– Не знаю… надо сказать сэру Радеку.
* * *
– Этого-то я и боялся, – вздохнул
целитель, выслушав их. – Вы тут не виноваты, конечно, не это – так что-нибудь
другое спровоцировало.
– Но что это? Что с ним, сэр Радек?
– Пока ничего страшного – может, и
обойдется. Но если ещё раз случится помутнение рассудка – немедленно зовите
меня.